– Почему именно Погосов?

– Он же врач. Кто еще мог это делать? Он у нас психиатри заместитель начальника службы безопасности в одном лице.

– Вернемся к вашему другу. Он знает о том, чтопроисходит в данный момент в вашей компании?

– В общих чертах, может быть. Он обращает внимание, чтоя нервничаю. В последнее время с трудом сдерживаюсь, чтобы не закурить снова. Ая ведь бросила сигареты примерно три года назад.

– По просьбе Деменштейна?

– Почему вы так решили? – снова вспыхнулаона. – На что вы все время намекаете?

– Вы сами сказали, что первые полгода работали вканцелярии обычным секретарем. Значит, уже три года вы работаете на своейнынешней должности. И вот уже три года как бросили курить. Насколько я могзаметить, ваш шеф тоже не курит. Я просто сделал надлежащие выводы.

– Он никогда не курил, – кивнула она, – ятоже решила бросить. Это неправильно, когда секретарь дымит, а ее шефнекурящий. От меня разило за версту сигаретами. Представляю, как ему былонеприятно.

– Это он вас попросил или вы сами решили бросить?

– Скорее намекнул. А я человек понимающий. Сразурешила, что брошу курить. И бросила, хотя сначала было очень сложно. Что толькоя не использовала. Жвачки всякие, таблетки, пластыри. Я ведь дымила счетырнадцати лет.

– В это время уже вступали в комсомол, – заметилДронго. – Вашим воспитанием не занималась общественность?

– Не занималась, – улыбнулась Регина, – насдве девочки у мамы. Мы погодки. А отец ушел, когда мне было только тринадцать.Через год я начала курить, чтобы доказать самой себе, что мы можем выжить и безнего. Хотя было очень трудно.

– Начало девяностых, – вспомнил Дронго, – этислова вы сказали неправильно. Было не «очень трудно», а почти невозможно жить.Вот так станет правильнее.

– Верно, – согласилась она, – вот тогда я иначала курить. Знаете, что меня спасло? Мамина конституция тела. Она у насволейболисткой была, кандидат в мастера спорта. У меня в нее и фигура, ивнешность. Хотя она всегда говорила, что я больше на отца похожа. У него былитакие же миндалевидные глаза. Наполовину был калмыком, значит, я на четвертькалмычка.

– Прекрасно. Но мы все время уклоняемся от основнойтемы. Итак, ваш друг знает о том, что у вас происходит?

– Он не имеет к происходящим событиям никакогоотношения, – твердо заявила Регина.

– Я об этом не спрашивал. Мне интересна его реакция наваши возможные срывы. Как он реагирует?

– Тоже переживает, когда мы видимся. Хотя в последнеевремя это происходит не так часто. У всех кризис, всем приходится большеработать.

– Вы живете не вместе?

– Честное слово, я не понимаю, почему должна отвечатьна такие вопросы. Да, мы живем не вместе. У меня отдельная двухкомнатнаяквартира в доме нашей компании.

– У вашей компании есть собственный дом?

– Значит, вы не все знаете, – улыбнулась Регина,довольная этим обстоятельством. – У нас два построенных дома. Чуть дальшеЛенинского проспекта. Их заложили еще шесть лет назад, а закончили только впозапрошлом году. Там, говорят, были неприятности, когда сбежал кто-то изосновных проектировщиков. Или застройщиков. Я точно не знаю. Но дома построилии успели сдать еще до кризиса.

– У Льва Давидовича там тоже есть квартира?

– Конечно. Последние два этажа. О его квартире писали в«Уикенде», может, вы читали. «Восемьсот метров над уровнем Москвы», кажется,так называлась эта заметка.

– И вы живете с ним в одном доме?

– Нет. В соседнем. Но он почти никогда не бывает в этойквартире. Они с супругой живут на Рублевке. У них там своя дача.

– Где еще могут жить люди подобного типа, –иронично заметил Дронго, – только на Рублевке.

– Можно подумать, вы живете в трущобах, –обиделась за своего шефа Регина.

– Нет. Я живу в хорошем и новом доме, где у менябольшая квартира, – очень серьезно ответил Дронго, – и у меня естьквартиры в других городах. Но их все я купил на деньги, заработанные своим трудом.В отличие от большинства господ на Рублевке, которые ловко украли деньги усвоих сограждан. Пользуясь моментом, обстоятельствами, выгодной ситуацией,беспечностью сограждан и покровительством вороватых чиновников. Поэтому естьбольшая разница.

– Вы опять на что-то намекаете? – дернуласьРегина. – Ну скажите прямо, что именно вы хотите знать? Я ведь вижу,чувствую, вы все время ходите вокруг этого вопроса. Значит, вы заработали себена квартиру, а я не заработала. Получила ее другим способом. Так скажите обэтом сразу, зачем вы все время виляете?

– Я не виляю. Я просто не хотел вас об этом спрашивать.И вы напрасно так болезненно на все реагируете. Я не стал бы спрашивать вас оваших отношениях с шефом, если бы вы все время к ним не возвращались. Меня большеинтересовала реакция вашего друга. Но раз вы об этом сами заговорили… Вывстречались со своим шефом?

Она подвинула к себе чашку, налила холодный чай, посмотрелана Дронго и неожиданно усмехнулась.

– Он ведь наверняка сказал вам об этом, –произнесла она, глядя на чашку. – Лев Давидович не тот человек, которыйстанет щадить чье-то самолюбие. Да, конечно, мы встречались. И не один раз…

Наступило молчание. В подобных случаях он просто терялся, незная, как следует себя вести. Или как следует реагировать на подобные слова.Впрочем, это постепенно становилось нормой и уже никого особенно не удивляло. Ине шокировало.

– Я почти уверена, что он вам сказал, – продолжалаРегина, – поэтому вы все время задаете такие вопросы. И про моего друга, ипро мою высокую зарплату. Просто стесняетесь спросить – спала ли я с ним.Конечно, спала. А вы думаете, что можно сделать карьеру в такой солиднойкомпании, отличаясь своими особыми талантами? Как сказала одна наша сотрудницаиз канцелярии, которая пришла туда за год до меня и будет еще сидеть там многолет, «сукам везет, особенно если они умеют этим пользоваться». Вот такая у менярепутация.

– Скорее это репутация компании, – заметил Дронго.

– Компания тут ни при чем. И Лев Давидович не виноват.Мы сами всегда делаем свой выбор. Осознанно и целенаправленно, – убежденнопроизнесла Регина. – Подумайте сами, что произошло. Я устроилась на работусо своим заочным образованием, после того как работала продавщицей, кассиром,сотрудником отдела менеджмента в другой компании, сотрудником рекламногоотдела, кем только я не работала. Везде приставали. Нагло, открыто, нестесняясь. Здесь сразу взяли на работу и сказали, чтобы я забыла про мини-юбкии обтягивающие платья. Чтобы не злоупотребляла макияжем, в солидных фирмах этоне принято. Через четыре месяца я попалась на глаза Деменштейну. Если скажу,что случайно, вы, конечно, не поверите, но это было действительно случайно. Яничего не придумывала специально. Да и невозможно было придумать, что он зайдетк нам в канцелярию. Я как раз выходила, и мы столкнулись.