Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно, — кивнул деловито боцман: он своего капитана привык понимать с полуслова. — А где мы его, беднягу, подобрали?
Капитан пожал плечами:
— В открытом море, где же еще? Фашистские изверги разбомбили корабли с заключенными, а вот этому счастливчику Миллеру удалось выпрыгнуть с тонущего корабля. Правда, Миллер?
— Корабли разбомбили англичане, — произнес угрюмо штурмбанфюрер.
— Скажите, какой поборник справедливости, — протянул капитан с иронией. — Но мы люди маленькие, мы в этих тонкостях не разбираемся. Пусть там, наверху, выясняют, кто кого бомбил. У рыбаков одна забота — думать об улове. Между прочим, утверждая, что вы бежали из немецкого концлагеря, я ни на йоту не погрешил против истины. Ну, так как, вы усвоили мою мысль, Миллер?
— Усвоил.
— Вы очевидец, участник и свидетель трагедии, которая разразилась в открытом море, — продолжал Педро. — Расскажете там все, как было… — Капитан сделал неопределенный жест и заключил: — Ваши достоверные показания явятся еще одной страницей в книге обвинений фашизму.
— У вас тут утонешь в два счета, — буркнул Миллер, переступив через лужу на палубе.
Капитан поиграл фонариком:
— Не ропщите, друг мой. Все-таки, что ни говори, у нас не лагерь смерти, из которого вы столь счастливо бежали, а кусочек нейтральной территории…
— Которая скоро скроется под водой, — закончил Миллер. Оступившись, он едва не растянулся.
— Осторожно, не гибните раньше времени, — сказал капитан. — Вы, Миллер, теперь наша опора и надежда. Мы спасли вас, вы спасете нас.
— Ваше судно застраховано, Педро?
— Суда вольных охотников не подлежат страховке.
— И вам не жаль «Виктории»?
Капитан поправил:
— «Кондора».
— Все равно.
— Видите ли, Миллер, всякая профессия имеет свои неудобства. В том числе и профессия свободного пирата. Но мне не так обидно, как некоторым другим: я, по крайней мере, не таскаю с собой никаких драгоценностей. Без них оно как-то спокойней…
Уровень воды в трюме продолжал повышаться. Вода колыхала всякую дребедень, вытащенную из укромных трюмных уголков: деревянные ящики, засохшие шкурки бананов, ложе сломанной винтовки, фанерный совок.
Матросы подготовили плот. Педро сплюнул на воду и сказал:
— Ваш выход, Миллер. Не опоздайте, иначе спектакль сорвется.
Плот был загружен.
Капитан в последний раз окинул взглядом обреченное судно. «Кондор» приметно осел, ватерлиния ушла под воду.
— Здесь оживленная морская трасса, — сказал капитан, сверившись с картой. — На нас, я уверен, рано или поздно кто-нибудь наткнется.
Миллер потрогал носком одно из бревен плота:
— Лучше бы раньше.
— Как судьба распорядится. Я фаталист.
— Судьбе тоже иногда нужно подсказывать.
Капитан согласился:
— Золотые слова.
Четверо матросов и боцман — весь экипаж — снесли на плот свой нехитрый скарб. Миллер подивился его скудости — у каждого был лишь небольшой морской сундучок. Видимо, экипаж «Кондора» исповедовал фатализм, так же как и его капитан. Смуглые матросы не выглядели ни особенно озабоченными, ни встревоженными. Лица их были спокойны, движения размеренны. «Низшая раса», — привычно подумал Миллер.
— Как это ни парадоксально, то, что с нами случилось, — к лучшему, — сказал Педро. — У нас больше шансов, если мы покинем эту проклятую зону не на корабле, а на плоту.
— По крайней мере, это будет выглядеть более естественно, — добавил боцман.
Капитан многозначительно посмотрел на своего угрюмого пассажира:
— Надеюсь, ваши средства, Миллер, помогут нам выпутаться из этой передряги.
Матросы старались как можно дальше отгрести от «Кондора», чтобы плот не попал в водоворот.
Через несколько минут от «Кондора» осталась только скособоченная труба, которая продолжала отчаянно дымить.
— Старик сражается до последнего, — сказал капитан, и Миллер с удивлением уловил дрожь в его голосе.
— Отлетался «Кондор», — вздохнул боцман и снял рыбацкую зюйдвестку. — Сложил крылья.
Корабль скрылся под водой.
Что-то ухнуло, над местом гибели «Кондора» поднялся водяной горб, и высокая волна, побежавшая от него, едва не перевернула плот.
Матросы внешне безучастно смотрели на гибель корабля. Но может, они умели глубоко таить свои чувства — кто их разберет?
С самого начала путешествия на плоту Миллер понял, что на комфорт рассчитывать не приходится: плот заливало, плохо скрепленные бревна скрипели, все время норовя схватить ногу в капкан.
Теперь они не гребли. Плот дрейфовал, покорный морским течениям и ветру. Грести, выбиваться из сил бессмысленно, рассудил капитан: вероятность встречи с каким-либо кораблем не зависит от того, движется плот или не движется.
Боцман прикорнул на солнцепеке: выглянувшее из-за тучи солнце вдруг пригрело совсем по-летнему.
— Корабль! — закричал матрос.
Видимо, так кричал впередсмотрящий Колумба, когда каравеллы отважного генуэзца приближались к Новому Свету, но Миллер догадался, о чем идет речь. Он с беспокойством вглядывался вдаль: какой сюрприз преподнесет теперь ему судьба?
Капитан Педро оказался пророком: их действительно подобрали очень скоро.
Миллеру и тут повезло: судно, которое их подобрало, оказалось гражданским. Шкипер его, весьма эмоциональный француз, больше доверял не документам, которые просмотрел довольно невнимательно, а живому впечатлению.
Он и команда «Пенелопы» — так называлось судно, которое сняло с плота потерпевших бедствие, — затаив дыхание слушали рассказ Миллера о его печальной «одиссее». Оказывается, большинство из них недурно понимали по-немецки.
Размякший от горячей пищи и доброй порции арманьяка, Миллер поведал сначала о концентрационном лагере, в котором он провел четыре долгих года между жизнью и смертью.
Когда Миллер рассказывал о ночной погрузке боеприпасов, о том, как военнопленные бегом таскали тяжелые ящики, а падавших людей эсэсовцы добивали, кто-то спросил:
— И французы там были?
— Конечно. У нас был интернациональный лагерь: в бараках содержались и французы, и русские, и бельгийцы, и болгары, и югославы, и немцы…
— Немцы?! — удивленно переспросил шкипер.
— Те, которые шли против фю… Против этого подонка Гитлера, — пояснил Миллер. (Обмолвка могла ему дорого обойтись, но, кажется, на нее никто не обратил внимания.)