Дворец и образы власти

Василевс должен был находиться в столице, в царственном городе и ни в коем случае не оставлять его на произвол судьбы. Он был ограничен в передвижении, по сути, заперт в церемонном мире прекрасного Дворца, символизируя тем самым непоколебимость власти. Длительные отлучки императора не по военному поводу, не для участия в походе с целью обезопасить и укрепить Империю не встречали понимания у его подданных. Именно так были восприняты в XIV–XV вв. продолжительные поездки последних византийских царей на Запад, несмотря на то, что они ехали туда в отчаянных поисках любой помощи и денег для отражения неумолимо надвигавшихся турок-османов.

Соблюдая эту извечную нерушимую традицию, государь со всем своим семейством почти постоянно жил в немыслимой роскоши и, что важно подчеркнуть, замкнутости, обособленности в так называемом Большом императорском дворце, или Священном палатии, который на самом деле был комплексом дворцов, павильонов и прочих зданий площадью, по разным оценкам, от ста до четырехсот тысяч квадратных метров. Он располагался недалеко от Мраморного моря, в юго-восточной части Нового Рима – Константинополя. Заложенное Константином Великим, это грандиозное архитектурное сооружение достраивалось, перестраивалось вплоть до Х в. и стало, по выражению видного византиниста Дэвида Тальбота Райса, «истинной ступицей колеса цивилизованного мира».

Священный палатий с его дворцами, парками и садами был недоступен простым людям Византии. С этой точки зрения он походил на легендарный «Запретный Город» в Пекине – колоссальный дворец с красными стенами и золотой крышей, где китайские императоры жили, будучи объектом поклонения, окруженные несметными сокровищами. Константинополец тоже мог всю жизнь прожить рядом с Дворцом и никогда не иметь случая попасть внутрь, если не считать северной части этого монументального архитектурного комплекса, недалеко от Ипподрома и Августиона, где были Идик царской казны и асикритии – офисы чиновников, куда пускали посетителей. В остальной, большей части Дворца императорская семья вела закрытую жизнь, собираясь без посторонних, чтобы поесть или развлечься. Одновременно это был центр правительства и центр для проведения церемоний, гражданских и религиозных ритуалов, подчиненных жесткому этикету. У каждого чиновника было свое место при дворе, в соответствии с его саном и положением при правительстве. Тут же находились государственные сокровища и некоторые из самых чтимых церковных реликвий (святые мощи и предметы, принадлежавшие некогда Иисусу Христу, Деве Марии, Апостолам и мученикам). Причем заметим, что сакральная роль неслыханно сложного и намеренно запутанного дворцового церемониала, Дворца как храма все более нарастала от столетия к столетию, усиливая роль Константинополя как христианского города – Небесного Иерусалима и крупнейшего центра притяжения благочестивых проскинитов – паломников, поклоняющихся христианским святыням.

Византийская царская резиденция строилась на восточный манер в форме обнесенных общей стеной дворцов, в итоге к Х в. достигших числа семи, большого числа отдельных строений, разбросанных в парках и аккуратно разбитых садах. Здесь было на что поглядеть, было чем восхититься. Золоченые бронзовые крыши дворцов и храмов, изящные колоннады галерей и переходов, просторные спортивные арены, широкие, спускавшиеся к искусственным водоемам – цистернам – лестницы, мостики и замысловатые фиалы, фонтаны, лабиринты лужаек изумительных цветов, к которым сходились посыпанные разноцветным песком аллеи, протяженные, гулкие коридоры, легкие портики, скульптурные группы в античном духе, мозаики и фрески с изображением жанровых сцен, святых – все из редких пород разноцветного мрамора, отполированного как стекло, или богато позолоченные, украшенные серебром, слоновой костью, тапами, дапами – коврами, гобеленами, шелками, от которых рябило в глазах. А еще роскошные кипарисы, оливы, инжирные и гранатовые деревья, выращенные умелыми садоводами-кипурами и несшие на своих высоких стволах кровлю из вечнозеленой глянцевой листвы. С высоты многочисленных разноуровневых террас с мощными подпорными стенками, с балконов и больших дворцовых окон они казались очаровательным лугом, который ковром простирался между зданий до самой стены Палатия, за которой на юге и востоке синело море.

Попасть в эту великую красоту, роскошь и великолепие, недоступные всеобщему лицезрению, можно было через два надежно охраняемых парадных вестибюля. Один из них назывался Халки – «Медный», или «Медная стража», и выходил к «храму храмов» – Айя-Софии, а другой – Скила, в виде павильона, через невероятно прочные бронзовые ворота которого, отделанные пластинами из слоновой кости, можно было попасть как на главный Ипподром, так и к парадным залам нижней, южной части Дворца. У этих всегда запертых на мощные бронзовые запоры дверей стояла стража и постоянно толпились слуги чиновников или послов в ожидании своих господ, попавших на прием в Палатий.

Самые роскошные дворцы с этажами высотой 5–6 м вздымались на три десятка метров над уровнем моря. Их двери открывались на рассвете и закрывались в три часа дня. После этого наступало время частной жизни императорского семейства. Ключами от всех этих многочисленных дверей ведал папий, старший привратник, обычно эктом – евнух, который был к тому же священником. Он держал ключи в специальном служебном помещении – диетарикии. В царских покоях – Китоне – по недельным сменам служили подчиненные папию евдомарии (от греч. евдомас – «седмица», «неделя») во главе с примикирием (от лат. primicerius – «тот, чье имя записано первым»), а общее количество прислуги составляло около двадцати тысяч человек.

Впрочем, главным было не число дворцовых слуг и вооруженной охраны. Здесь присутствовало нечто большее. Императорский Дворец, частью которого являлся огромный главный цирк – Ипподром с примыкавшим к нему садом – Крытым Ипподромом, представлял собой не просто грандиозный дом, но «сцену», на которой рождались образы власти, вовсе не бессмысленные, как могло бы показаться непосвященному. Церемонии, которые в нем происходили, внешне очень напоминали богослужения во имя некой «монархической религии».

Это был величественный и загадочный мир, в котором самодержец старательно играл роль Бога Отца и одновременно Спасителя. Он был в центре пышно обставленных, по сути, сакрализированных организаций дворцовых церемоний – катастасиев или парастасиев, торжественных царских приемов, «спектаклей» прославления василевса, сопровождавшихся пожеланием многолетия, провозглашением евфимий – восторженных похвал, энкомиев царю. Этому же служили прочие дворцовые приемы. Как правило, все это совершалось в глубоко «священной» тишине, что создавало особую атмосферу феофании – боготворения.

Обычно первого числа каждого месяца происходило освящение – агиасм Дворца. Эта церемония предусматривала службу благословения в присутствии в зале приемов василевса, после чего старший священник Дворца – протопапа или тот, кто вел службу, начинал шествие по залу в сопровождении протодиакона, несущего Крест, протопсалта – «первого псаломщика», руководителя правой, основной части придворного церковного хора певчих, шедшего с чашей, наполненной святой водой, и самого императора, который шествовал в двух шагах перед чашей. Далее протопапа, взяв Крест из рук протодиакона, прикладывал его ко лбу императора, который целовал