Разговаривала недавно с главным психотерапевтом области, мне казалось, что надо проработать с детьми их травмы, но она сказала: «Не буди спящую собаку. Сама поймешь, когда это будет надо». Так что пока развиваемся своими силами, все с детьми проговариваем, прорабатываем, стараемся, чтобы не складывалось негативного отношения к миру. У старшего, Артема, иногда случается – он говорит: «Я найду свою мать и убью ее». Я объясняю: «Она дала тебе жизнь, это очень важно! Тебе же хорошо со мной, с нашей семьей?» Я вижу, что детям с нами хорошо, надежно и спокойно, а со всем остальным мы справимся.

Занимаясь общественной деятельностью, связанной с семейным устройством детей-сирот, я продолжаю повышать уровень знаний и компетенций в области воспитания приемных детей. Теперь уже на форумы, конференции, семинары и тренинги вместе со мной с удовольствием ездит мой муж. В процессе воспитания приемных мальчиков-подростков гендерный подход очень важен. Папа – глава семьи, пацаны, зачастую не получившие мужского воспитания в детстве, тянутся к нему. Да и поговорить «по-мужски» с ними надо периодически.

Воспитывая приемных подростков в самом сложном возрастном периоде, собираем их, как пазл, из маленьких, разбитых, неуверенных кусочков, из маленьких и больших трагедий, в красивых и сильных (уже можно об этом говорить), со своими заморочками, конечно, как и у всех нас, но таких родных и крепких, что страха, как раньше, за их судьбы, за дорогу в жизни больше нет. Семья наша выросла и окрепла. Вместе с детьми растем и мы – набираемся опыта, вместе решаем задачи, преодолеваем трудности, радуемся успехам и достижениям. Все происходит на наших глазах. И снова встает вопрос: а кому еще мы могли бы помочь вот так – чтобы глаза ребенка из пустых и холодных стали теплыми и светлыми, наполненными жизнью?

Обращаясь к приемным родителям с вопросом «А что мешает вам взять в семью особого ребенка?», я сама сто тысяч раз задавала себе этот вопрос. Теперь могу с уверенностью сказать, что главное – опыт и готовность всей семьи к такому ответственному шагу. Всей семьей принимаем решение помогать особым детям.

Наступает время, когда ты понимаешь вдруг, что просыпаешься с мыслью об этом ребенке. В суете дня мысли о нем всегда с тобой. Ты представляешь его рядом – здесь спит, здесь играет… В магазине детской одежды мечтательно смотришь на платье или штанишки – да, да, именно то, что надо. Мысли о том, что его забрали, что ты можешь не успеть, а вдруг… приводят в ужас… Ты говоришь о нем, как о своем, просишь помощи Божьей, сил, живешь ожиданием. И уходят сомнения, страх, тревога. Семья твоя тоже уже ждет, и тогда четко понимаешь – время пришло…

К нашей особой девочке нас привела судьба. Ехали мы с мужем знакомиться с другим ребенком. Но в опеке узнали подробности, жутко расстроившие меня, что девочка, с которой мы хотели познакомиться, очень нуждается в постоянном стационарном лечении. Всегда важно правильно оценить ресурсы своей семьи, которых в этом случае, увы, оказалось недостаточно. Но инспектор предложила нам познакомиться с другой девочкой. Накануне вечером мы с детьми видели ее в базе данных.

Милена влюбила в себя нас с мужем с первых минут общения. Живая, теплая, жизнерадостная, юморная девочка. И нам снова очень повезло.

Посещая Милену в Доме ребенка, я осознала, насколько разными были тот, первый, далекий раз, с поиском белокурой, светловолосой трехлетки (которой сейчас уже почти 9) и сегодняшнее состояние радости и дикого восторга от общения с особой девочкой. Теперь-то я вижу, что и не особая она вовсе, а особенная, замечательная. И снова мандраж и беспокойство: а вдруг не примет нас, не захочет к нам? Но наша очаровательная и умнейшая принцесса на прощание залезла к папе на руки, расцеловала нас обоих и велела сидеть на диване и ждать ее. И мы уже ждем следующей встречи, дети весь вечер смотрят фото и видео (папа наснимал) и тоже очень-очень-очень ждут.

Тахир Мирджапаров, председатель Республиканской ассоциации замещающих семей Чувашской Республики, отец шестерых детей, двое из которых приемные.

У нас с женой всегда было желание принять ребенка в семью. Начинали мы с волонтерства больше 10 лет назад, когда еще жили в Уфе. У Маши была такая потребность, я бы даже сказал, болезненная потребность кого-то обогреть, приютить. До сих пор очень ярко помню такой эпизод – жена пришла домой вся в слезах, плачет: «Там человек умирает на улице, ему надо помочь». А на дворе зима, мороз. Я быстро оделся, и мы пошли искать то место, где она его видела. Прошли несколько остановок, и действительно – на земле лежит мужчина, инвалид. Видно, что бездомный, что на остановке уже давно, и не поймешь, живой или нет. Я хотел его поднять, но не тут-то было, он, оказывается, еще и ко льду примерз. Нам с женой пришлось отдирать его, только потом смогли отнести его домой.

В общем, притащили домой половину человека. У нас была однокомнатная квартира, в которой мы жили вместе с мамой жены и сыном Искандером, ему тогда было шесть лет. Я лично не мог подойти к этому несчастному, а жена его обмыла, обработала раны. У него были и чирии, и вши, и все, что только можно. Мне настолько отвратительно было это все, что я даже не мог на него смотреть. Но постепенно он у нас ожил, поправился, стал совершенно по-другому выглядеть. Конечно, было тяжело в том плане, что, когда он в себя пришел, оказался очень своеобразным человеком. А я в тот момент работал, жена тоже работала, и так получалось, что ребенок большую часть времени находился в квартире с совершенно чужим человеком. Искандер тогда был первоклассником, кстати, сейчас ему 18 лет, и он в этом году уехал учиться в Москву, поступил на бюджет. В общем, было очень неуютно оттого, что они оставались вместе. В итоге мне пришлось уволиться, потому что вся эта история растянулась на целый год. Мы занимались его здоровьем, восстанавливали ему документы, а когда куда-то уезжали, он оставался в хосписе. Я работал тогда менеджером в компании, хорошо зарабатывал, но не мог, конечно, остаться там – ситуация в семье была намного важнее. Все это было по-настоящему тяжело и для нас, и для мамы супруги – она очень сердечная женщина. Она и плакала, и жалко ей было, и в то же время невозможно было все это продолжать. Нас тогда многие осуждали за то, что подставили под удар собственную семью, сына и маму, да и я сам не был уверен, что мы правильно поступаем. Мы решили определить его личность, найти родных, пришли в опорный пункт милиции. Выяснилось, что на самом деле этого человека очень хорошо знали в городе, он сидел на рынке и был известным попрошайкой. И вот когда милиционеры поняли, что это тот самый Абдурахман Адбурахманович Шарафутдинов, бездомный и нищий, они глазам своим не поверили. Просто не узнали его. Он изменился, даже лицо у него стало другим. Наши знакомые, узнав о нем, подарили ему новую инвалидную коляску. Все думали, что это наш дедушка. У него еще длинная борода была такая, как у старика Хоттабыча. В общем, за год мы сделали, что могли. Поиски родных и близких не принесли никаких результатов. Оказалось, что он рос в детском доме, из которого сбежал подростком. Позже за кражу попал в тюрьму, а после того как вышел, жил на свалке – там же отморозил ноги, которые пришлось ампутировать. А сам он рассказывал о себе разные истории, каждый раз выдумывая новые.