В какой-то момент этот «магазин на диване» загнал нас в тупик. Листать базы можно вечно. Решили, что хватит, пора остановиться. И так получилось, что практически сразу после этого мы и нашли своих девчонок – через сайт и не без помощи друзей, двух практически одновременно. Старшая дочка у нас из Красноярска – ей скоро исполнится 8 лет. А младшая – из Москвы, ей 3 годика, она ровесница нашего младшего сына. И они не сестры между собой. У нас было сразу оформлено заключение на двоих детей из расчета, что вдруг понравится ребенок, а у него брат или сестра окажутся еще. А вышло иначе. На старшую девочку мы отправили запрос через федеральный банк данных, так как в Красноярске по телефону, мягко говоря, не очень хотели общаться. И пока ждали ответ, встретились с младшей, она была в Доме ребенка, который относится к нашему району проживания. Так как отказник она с рождения, да еще непростой, с инвалидностью и сложными диагнозами, Дом ребенка, в котором она находилась, был специализированный. Знакомство проходило очень тяжело. При виде меня – мужчины – она впадала в дикую истерику, бывало даже, что ее рвало. У нас получился длительный период знакомства. Боялась она меня страшно. Мы даже подумали, что еще пару раз сходим, и если контакта не будет – что делать? – придется уйти. Такое тоже случается. Но решили, прежде чем отказываться, испробовать все возможные методы. Наташа начала ездить без меня, сидела в сторонке, не настаивала на общении, малышка привыкала потихоньку. Потом уже перестала плакать и начала с большей охотой идти на контакт, стала играть. Супруга, когда почувствовала готовность Алены и доверие, стала рассказывать про папу, показывала фото, потом они вместе начали звонить мне по телефону, а я разговаривал сначала шепотом, чтобы не пугать громким низким голосом. И когда она уже была готова к личной встрече, мы приехали знакомиться еще раз – вместе. Она уже не боялась и с радостью пошла с нами гулять. «Пошла», конечно, громко сказано, она не ходит, но на прогулки мы ее вытаскивали по возможности в коляске, получая в спину понукания от сотрудников учреждения. У нее много разных диагнозов, и справиться со всеми отклонениями так, чтобы они исправились навсегда, не представляется возможным. Основной дефект в развитии был прооперирован через пару месяцев после рождения и оставил малышке жуткий шрам и натянутый валик кожи на спине, который причиняет ей неудобства. Каждый раз смотрим на эту «красоту» и поражаемся. Ну неужели нельзя было, сделав такую важную операцию, зашить аккуратно? Или если ребенок отказной, то можно не церемониться? Когда мы впервые ее увидели, это был рыхлый хомячок – никаких мышц у нее в принципе не было. Да и в целом выглядела она не очень хорошо: маленькие зареванные глазки, в экземах и натертостях, постоянно описанная, несмотря на подгузник, с грязным, вечно в козявках носом. Подстриженная под мальчика явно самими воспитателями. Этот момент совсем непонятен – ну зачем так уродовать ребенка? Во многих учреждениях девочки выглядят как девочки, не с косами, конечно, но уж с хвостиками. А пахла она… это отдельный разговор. Когда супруга впервые прислала мне фото Алены, я был в ужасе – короткая стрижка, толстые щеки, гидроцефалия, инвалидность, прогнозы не ахти. И было непонятно, что это, как это? Мальчик или девочка? Насколько все в реальности плохо? Что делать? Сейчас, спустя полгода в семье, она уже выглядит совсем иначе, ведет себя иначе. Перестала раскачиваться и мотаться из стороны в сторону, перестала биться головой о стенку кровати, научилась доверять людям и не впадать в истерики при виде кого-то нового. Научилась смеяться, играть, обниматься, целоваться. Теперь ее можно спокойно причесывать, гладить или вытирать ей нос – раньше любое прикосновение вызывало дикую истерику. Она любит платья и все девчачье, ей нравится смотреться в зеркало, особенно после того, как чуть отросли волосы и мы стали делать ей хвостики, цеплять красивые заколочки. После того как она чуть пообжилась, вплотную занялись ее реабилитацией. Ставим ее на ножки, она уже пытается вполне уверенно ходить в ортезах с опорой, – прогресс виден невооруженным глазом! А ведь говорили, что она не будет ходить! Надеемся, что в будущем Алена сможет ходить сама, без опоры. Проблем все равно, конечно, еще очень много, но теперь у Алены есть семья, ею занимаются, она любима.

Со старшей девочкой история совсем другая – ее изъяли из семьи. Точнее, ее оставили у малознакомых людей и не забрали. Потом были полиция, больница, детский дом, потом другой детский дом, суд, лишение родительских прав. Все это наложило очень глубокий отпечаток. У нее сильнейшее нарушение привязанности, огромное количество поведенческих проблем, вызванных системой. Исключительно потребительское отношение ко взрослым, вранье, воровство, пищевые расстройства, отсутствие эмоций и чувств и еще очень и очень много всего. И некоторые из этих моментов даются нам тяжело. У нее прогресс виден не так, как у младшей, но она тоже меняется. Совсем понемногу, два шага вперед – десять назад, с неохотой, но все равно меняется. Перенимает у других детей и что-то связанное с поведением, и с играми, и с общением друг с другом, и с разговорами. Словарный запас пополняется постоянно – раньше любое действие обозначалось как «разэтовать», а любимым словом было «чё» – эти слова ушли, надеемся, безвозвратно. На многом из своей прошлой жизни она поставила сильнейший блок, стерла, предпочла запрятать. Ей просто жизненно необходимы занятия с психологом, который помог бы вытащить на свет все то, что забилось так глубоко, и суметь это перебороть – расправить плечи и идти дальше. А мы будем рядом и постараемся помочь во всем, чем сможем.

Самое важное сейчас – это процесс адаптации в семье. Все вынуждены перестраиваться. У старшего сына появлялась ревность, особенно к старшей дочке. Он раньше себя ни с кем никогда не сравнивал, а сейчас возникают моменты, в которые, как ему кажется, необходимо сравнить. Мы ему все время говорим, что уже само стремление сделать что-то хорошо заметно и важно, не надо никому доказывать, что ты лучше, чем твой сосед. При этом ребятам стало интереснее, старшие могут играть вдвоем, могут чем-то вместе заниматься. Правда, у них разный склад мышления, разное отношение ко многим вещам, что зачастую провоцирует между ними непонимание. Они начинают спорить, доказывать что-то друг другу. Учим договариваться, а еще слушать и слышать, что говорит другой. А вот между младшими вполне все нормально – играют, потом начинают что-то отбирать друг у друга, возятся, смеются. Все как в обычной семье. Кстати, не только девочки учатся чему-то у мальчишек, мальчишки тоже что-то перенимают. У девочек есть такая привычка – они сначала едят суп ложкой, а в конце допивают его из тарелок. Сыновьям это тоже понравилось. Может, это и не совсем эстетично и правильно, но и они иногда так делают. Девочки, нужно сказать, очень сильно изменились в семье. За тот короткий промежуток времени, что они с нами, поменялись даже внешне. Старшая не так разительно, а вот младшая сильно. Еще одно интересное свойство, которое пока практически не меняется, – это отношение к вещам как к коллективной собственности. Они не жалеют ничего: ни одежды, ни игрушек, ни техники. Сломалось, порвалось – ну и ладно, никаких проблем – кто-то придет и заменит, новое принесет. У кровных такого не было никогда, они намного бережнее относились ко всему, что есть в доме. Если что-то ломали, то переживали из-за этого. Понятно, что дети не могут расти и ничего не ронять, не рвать, не бить. Вопрос не в этом, а в их отношении к происходящему. Ну и еще одна поразительная черта пока осталась – они все время, независимо от того, сколько съели, голодные, не могут остановиться. Мы спрашиваем: «Наелись?» – отвечают: «Да». Но если еда будет в доступе, они будут есть и есть. Такое пищевое расстройство. С младшей стараемся соблюдать диету, потому что она очень склонна к сильному набиранию веса, а если она станет тяжелой, то держать равновесие и учиться управлять ногами ей будет гораздо сложнее.