углу на хромированный барный стул, а на соседний положил плащ. И с улыбкой вспомнил, как однажды Соролья ходил с ним на работу, а потом и в кафе и с каким восторгом племянник рассматривал эту новую, восхитительную вселенную, в которую ему довелось попасть. Первый из множества его вопросов – а Соролья был молчаливым ребенком, кроме тех случаев, когда ему на самом деле стоило бы помолчать, – звучал так: почему стулья приклеены к полу? Правильный ответ: потому что владельцы кафе боятся, как бы кто-нибудь из клиентов спьяну не использовал стул как оружие. Но семилетнему мальчику Альсада сообщил, что это чтобы никто их не украл – уж очень красивые. Для Буэнос-Айреса объяснение звучало вполне правдоподобно.

Альсада отпил глоток из стакана Duralex – ему нравилось пить кофе из стеклянной посуды. Он вполне мог бы по примеру многих коллег остаться в отделе, а за кофе отправить кого-нибудь из подчиненных – одна из тех привилегий, которые дает тебе если не звание, то по крайней мере стаж. Но инспектор никогда не одобрял, что младший состав загружают личными поручениями, и в свое время поклялся не делать этого, когда продвинется по службе. Да и потом, пока Эстратико разбирается с номером машины, можно хотя бы полчасика провести в тишине и покое. Не обязательно все время сидеть в кабинете. С ловкостью человека, успевшего на своем веку тысячи раз угоститься вкусным кофе, Альсада умело поворачивал стакан кончиками пальцев и ни разу не обжегся.

Menudo día de mierda[14]. Бог знает, что его дальше ждет, после такого-то старта. Даже не думай об этом. Альсада трижды постучал по деревянной обивке барной стойки. Зато он снова повидался с Петакки. Для его профессии судмедэксперт выглядел весьма неплохо, точно успевал спать по восемь часов. Как он вообще засыпает, зная то, что знает?

К соседнему стулу кто-то подошел и отвлек инспектора от раздумий. Мужчина средних лет, с неаккуратным зачесом, скрывающим лысину, и пухлым кожаным портфелем. Врач. Альсада убрал плащ со стула; под ним обнаружилась сложенная вдвое вчерашняя газета. Немало воды утекло с тех пор, когда они могли позволить себе покупать газеты каждый день, – политика жесткой экономии давала себя знать. Прежде чем незнакомец смахнул газету на пол, Альсада успел, сощурившись, прочесть заголовок об очередном бредовом распоряжении министра экономики Кавальо: «В праздники Центробанк разрешит снимать со счетов до пяти сотен песо». Альсада подавил невеселый смешок, чтобы врач, чего доброго, не вступил с ним в беседу. Пять сотен песо. И все же семейству Альсада еще повезло – казалось, миллион километров отделяет их жизнь от жизни обитателей Вильи 21, трущоб примерно в двадцати кварталах от их относительно благополучного района. Когда Хоакин с Паулой и Сорольей собирались в своей барракасской гостиной, чтобы посмотреть вечерние новости, картинки на экране кремового телевизора казались почти фантастическими, словно из иного мира, – точно кадры, сделанные каким-нибудь водолазом в подводной пещере. Да, им еще повезло. Забывается всё, кроме голода. Кстати, о голоде: так что же случилось этим утром?

Альсада, голодный, опаздывающий, пулей влетел на кухню. Времени на полноценный завтрак уже не было, но он рассчитывал прихватить с собой в дорогу немного альфахорес. Соролья уже ушел, а Паула сидела за столом и пила чай.

– Я твои альфахорес вчера в школу унесла, – призналась она чуть погодя.

Альсада отвел взгляд от полки буфета, на которой искал печенье, и задержал его на своем отражении в дверце микроволновки.

– Они сознание теряют, ¿sabés?[15] – продолжила Паула и уставилась в никуда. С ее места открывался вид на сад, но Альсада, даже не поднимая на нее глаз, знал, что взгляд ее устремлен в пустоту. Он сел напротив и взял ее ладони, еще теплые от кружки с чаем.

– Паула.

Она была точно в трансе.

– Я не сразу поняла, что это из-за того, что дома им нечего есть. Не знаю, давно ли это все началось. – Она посмотрела на него невидящим взором, с каждой секундой стекла ее очков все сильнее туманились. – Зато знаю, что учеба у них не на первом месте. Точно знаю.

Альсада нежно сжал ее руки, чтобы успокоить. Паула затихла.

– Дело в элементарной нехватке бензина, – продолжила она, чуть помолчав. – Куда важнее съездить к родне, которая держит кур. Семью надо кормить. Поэтому дети, которые добираются до школы… Их с каждой неделей все меньше и меньше. Но те, что добираются, приходят пешком. Когда я только узнала об этом, я очень расстроилась – одному богу ведомо, какие опасности поджидают восьмилетку на грунтовой дороге, ведущей в город. Я гнала от себя эти мысли. Что я могу поделать? Хорошо хоть они вообще в школу ходят. Как там говорят? «Лучшее – враг хорошего». Но потом, в понедельник, я стала писать на доске таблицу умножения и одновременно читала ее, даже мел положить обратно не успела. Было тихо – настолько, насколько это возможно, когда стоишь к детям спиной. И тут я услышала глухой стук. Сильвина во втором ряду. – Паула качнула головой. – Я всех выпроводила поиграть. Тут-то она мне и призналась, что толком ничего не ела начиная с выходных. А это ведь по меньшей мере три дня, Хоакин… – Точно он сам этого не понимал.

Альсада крепче сжал ее руки.

– У них случаются обмороки, Хоако. Обмороки.

– Послушай меня. Плевать мне на альфахорес.

– Я ведь понимаю, что печенье проблемы не решит. И у нас нет денег на то, чтобы подкармливать двадцать семь голодных детишек. Но что же мне теперь, молча смотреть, как они страдают?

Ну что тут ответишь?

К счастью, зазвонил телефон.

Альсада так глубоко задумался, что чуть не съехал с барного стула. Но успел ухватиться за стойку и упереться левой ногой в пол. И в этот момент увидел его, сидящего у окна, за самым лучшим столиком, спиной к остальным, всей позой демонстрируя себялюбие и надменность. Галанте. Комиссар Галанте. Настолько уверен в себе, что даже на вход не поглядывает. Широкую спину своего давнего напарника Альсада узнал бы в любом кафе Буэнос-Айреса.

Хорошая новость: он все же не опоздал. В отделении опоздавшими считались лишь те, кого не оказывалось за рабочим столом к приезду комиссара. А рано тот не приезжал. Сейчас без пяти полдень. Глядя, как комиссар жует свой круассан, Альсада заключил, что спешить пока некуда. И попросил официанта сделать ему карахильо. Юноша с безупречной бабочкой тотчас плеснул ему бренди в стакан с кофе.

Альсада с наслаждением ощутил, как горячая жидкость растекается по телу, и представил, как