сразу же после того, как они с Паулой перебрались в новый дом, а Хорхе с Аделой приехали, чтобы помочь им распаковаться и собрать кухонный гарнитур. Военная хунта тогда только-только пришла к власти, выходит, дело было пять лет назад?

Никто из них не был в особом восторге от новоиспеченного триумвирата: как ни крути, власть военных – это власть военных. Но никому не хотелось стать тем мальчиком, который кричал: «Волки! Волки!» – в их жизни это была не первая военная диктатура. Ту они пережили; значит, справятся и теперь.

Откуда нам было знать?

Теперь обычная жизнь осталась позади. До Палермо – района, где жил брат, – Хоакин добрался меньше чем за пятнадцать минут. Военные установили комендантский час, так что дороги были пусты. А полицейский жетон позволял, невзирая на красный свет, проскочить все пятьдесят светофоров на Авенида Энтре-Риос: Хоакин не убирал правой ноги с педали газа, и серебристый «Рено-6» ревел, точно гоночный болид. А не забыл ли он жетон? Хоакин схватился за ремень – и покрылся холодным потом. Черт. Без жетона он беззащитен. Что же делать? Вернуться? Нет. Некогда.

У дома 2742 по улице Араос он сбавил скорость – теперь она почти не превышала городских лимитов. Любая машина, летящая по ночному городу, привлечет ненужное внимание, но то же случится, если плестись еле-еле. Хоакин задержал взгляд на кроличьей лапке, висевшей под зеркалом заднего вида: эту лапку подарила Паула в его первый рабочий день, и с тех пор он ее не снимал, несмотря на скептическое отношение к амулетам и постоянные насмешки Галанте над ее суеверностью.

Он решил потратить пару минут, чтобы объехать соседние дома. Сюрпризы мне не нужны. Процедура проведения спецоперации Хоакину была известна куда лучше, чем ему самому бы хотелось. Поначалу в ближайший к месту полицейский участок приходили соответствующие телеграммы за подписью какого-нибудь высокопоставленного морского офицера. Позже операций стало столько, что пришлось перейти на телефонные звонки. После коварный диспетчер передавал местному патрулю почетное задание прочесать территорию и на время мероприятия удалиться на безопасное расстояние. Благодаря этому у оперативной армейской группы появлялась zona liberada – зона полной безнаказанности. И наконец, спустя примерно двадцать минут, сверху по тем же каналам связи поступало новое указание – и вот уже полицейская машина выезжала удостовериться, что все «в порядке». К счастью, Хоакин успел к этому времени дослужиться до инспектора и отдежурил в таких патрулях от силы пару раз. То были самые спокойные ночи в его карьере.

Он свернул на улицу Скалабрини, которая тянулась параллельно Араос, и в трех кварталах от дома своего брата увидел припаркованную машину без опознавательных знаков. Темно-синий седан. Впереди сидели двое. Полиция. Хоакин доехал до угла, резко затормозил рядом и опустил окно.

– Buenas noches, chicos[18].

Какого черта, Хоакин? Еще недавно он боялся привлечь к себе внимание, а сейчас, значит, смело объявляет о своем присутствии. И чего тебе неймется, а? Не зря комиссар Вукич в полицейской академии постоянно отчитывал его за торопливость и неосмотрительность. «Альсада, думай головой! Только не умничай, придурок! Твое поведение тебя угробит! Глупое, опасное и…»

«Незрелое?» – подсказал ему тогда Хоакин.

После чего Вукич приказал ему семь раз обежать квартал, где располагался участок. По кругу за каждого аргентинца, которому подарила жизнь мать комиссара после того, как уехала из Далмации. По решению испанских колониальных властей от 1876 года длина и ширина каждого квартала в Буэнос-Айресе составляла 129,9 метра, и всякий раз, стоило курсанту Альсаде позволить себе дерзость, его отправляли на энергичную пятнадцатиминутную пробежку. Не образумишься, так уймешься, говорил Вукич.

Вот только сегодня времени не было ни на то ни на другое. Думай, Хоакин, думай головой.

Водитель седана курил, опустив стекло на пару сантиметров. Он обернулся на Альсаду, взгляд наивный, на вид – лет двадцать от силы, даже в засаде сидит в белоснежной накрахмаленной рубашке. Только-только из академии. На лице – слишком уж аккуратные усики и страх облажаться. Если бы ты знал, как быстро проходит этот страх. Кажется, его смутило, что Хоакин так быстро их заметил.

– Как вы…

– Да не волнуйся ты. – Хоакин махнул рукой, благодарный, что наткнулся на молокососов. – Все правильно делаешь. Еще парочка ночных дежурств – и сможешь узнать брата по оружию даже в темном туннеле.

Брата по оружию? Хоакин, не пережимай. Не выпендривайся, не смущай их. Так-то он охотно объяснил бы, что во время слежки никак нельзя ставить машину перед другими припаркованными автомобилями. Конечно, на перекрестке парковаться удобнее. К тому же по ночам в Буэнос-Айресе темень, даже при полной луне, как сегодня, а из этой точки неплохо видно обе улицы. Но зато здесь ты на самом виду – ну как не заметить двоих в машине, да еще в такой час? Со всех четырех углов их отлично видно.

– У вас тоже спокойная ночка выдалась? – спросил парень с водительского сиденья. Он старался не сводить глаз с Хоакина, пока вытаскивал новую сигарету из нагрудного кармана. Чересчур уж нервничает, даже для салаги, ведь по идее они на обычном ночном дежурстве в обычном районе. Само собой, у этих двоих ночка выдалась спокойная, они ничего не заметили. В этом и состояла задача: ничего не заметить. И, главное, доложить по окончании дежурства, что ничего не замечено.

По-настоящему слеп тот, кто не желает видеть. Из головы куда-то под ложечку, точно песчинка в песочных часах, упала мысль: а ведь они обо всем знают. Альсада улыбнулся, что стоило ему невероятных усилий. Недавно он взял на себя титанический труд – перечитать все старые выпуски National Geographic, скопившиеся у них за долгие годы; они валялись повсюду в гостиной, отбрасывая на стены желтоватый отсвет. В одном из номеров он наткнулся на статью об арктических экспедициях, и одна деталь врезалась ему в память. Оказывается, когда на заледенелых тропах находят тела погибших, на их лицах всегда обнаруживается так называемая «улыбка смерти», вызванная вовсе не сладостным и мирным сном от переохлаждения, а болезненным сокращением челюстных мышц. Последним мучительным рефлексом. Хоакин чуть расслабил свою картонную ухмылку.

– Да, вот домой еду, – кивнул он. – Хорошей вам ночи. – Но прежде чем закрыть окно, добавил: – Жетоны, chicos. В бардачок. – Парни озадаченно взглянули на свою сверкающую защиту, лежащую на приборной панели, прямо на виду.

Оставив полицейских препираться на тему собственной беспечности, – уж сколько таких ссор было у них с Галанте во время бесконечных ночных патрулей! – Хоакин поспешно свернул на Араос, невольно высматривая незнакомые машины. Опергруппы, иначе grupos de tareas[19], славились пристрастием к машинам «форд-фалькон» цвета красного вина, но если в