Отношения меж вольным Новгородом и князьями никогда не были простыми. Своебышные новгородцы со своим треклятым вечем вертели приглашенными князьями, как хотели. Сколько раз Великие князья прошлых лет — грозные властелины Киева или Владимира, пытались надеть узду на эту обособленную купеческую вольницу, да мало что удавалось. Взять хоть Андрея Боголюбского или его, юриевого, деда — Александра Ярославовича Невского.

А что уж говорить об удельных князьях! Юрий Данилович хорошо помнил, как радовался его батюшка Даниил Александрович Московский, получив от новгородцев приглашение на новгородский стол. Во всей Москве гусям-лебедям шеи посвёртывали, угощая посланцев от Новгорода.

Батюшка Даниил родился за год до смерти деда, знаменитого Александра Невского, в 1261 году от Христова рождества. Старшие братья его к тому времени уже осваивались в полученных от папеньки уделах, примерялись, кому из них ходить в Великих владимирских князьях, а Данилку-недомерка долго не замечали. Как подрос, дали ему из жалости под управление крохотный московский удел: крепостица, наспех отстроенная после татар, да десяток сёл и погостов. Пусть сидит, как мышка в норке, тихохонько…

Так и закрепилось за Даниилом звание «тихого» князя. А он и сам не лез на рожон, всё бочком, сторонкой ходил, больше пёкся о возвышении своего удела и для того приманивал разными посулами в Москву кого только мог, и бояр из других княжеств, и крестьян, и мастеровых. Оглянуться не успели, выросла Москва, заматерела. Главное, бояре тамошние окрепли, сбились в кучу вокруг князя Даниила. И «заединщиной» любого из недоброжелателей были сожрать готовы; стало князю на кого опереться.

Тут старшие братья Андрей и Дмитрий глаза протёрли: «Данька-то, совсем большим стал!». И каждый начал стараться его на свою сторону перетянуть. Всем он понадобился, безотказный: позовёт Великий князь Дмитрий идти на бывшего Великого князя Андрея, идёт с ним Даниил; позовет Великий князь Андрей идти войной на бывшего Великого князя Дмитрия — идёт с ним Даниил! Потому что, как не помочь родным братьям — Андрею и Дмитрию? Главное, знать у кого из них в то время грамота от царя Золотой Орды на Великое владимирское княжение в руках имеется.

Он даже на соседнюю Рязань походом сходил, и не без пользы для себя — привёл из Переяславля-Рязанского пленником тамошнего князя Константина Романовича. Ну, ясно, все изумились. Не тому, как умеет князь Даниил полки водить, а тому, как без боя рязанские бояре своего князя выдали. Какой ключик подобрал московский князь к сердцам этих изменщиков, так тайной и осталось.

А приглашение от новгородцев значило то, что младшая ветвь Ярославичей и её прародитель Даниил Московский встали в глазах всей восточной Руси вровень со старшими княжескими домами. Теперь было важно не споткнуться, не упасть. Но даже в самых смелых мечтаниях Даниил Александрович и представить не мог, что его старший сын Юрий добьётся всеми правдами, а больше — неправдами, Великого владимирского княжения.

К вечеру распогодилось. Как бы внимая природе, убыли и страсти в городе. Народное собрание без особых возражений и криков выслушало приговор «лучших людей». Посаднику даже не слишком пришлось напрягать голос:

— Идут на свеев княжья дружина и архиерейский полк. Если кто их новгородских людей без разбора звания сам запишется по своей охоте в войско, то отказа не чиним. В неделю каждому ратнику выплачено будет по четверти серебряной гривны, а уж кто чем разживётся от супостатов — то его, без изьятия.

Выступление назначили на следующий полдень. Наместник, князь Афанасий, на которого легли все хлопоты по подготовке похода, расталкивая грудью своего мухортого жеребца разбредающихся с площади новгородцев, подъехал к брату:

— Сбор я указал на первой версте чудовской дороги. Поеду дружину готовить.

— Добро… Я попозже вернусь: владыка Давыд просил к нему на подворье заглянуть, поговорить о чём-то хочет.

Афанасий засмеялся:

— Голову на заклад даю, учить будет, как шведов воевать! У этого новгородского пастыря икона и лопата из одного дерева, не родился бы попом, быть бы ему воеводой.

Пастырь, говорил, однако, о другом. Именно о том, что занимало князя Юрия неизмеримо больше, чем вся дурацкая возня со шведами.

Краем сознания Юрий понимал, что для новгородцев участившиеся набеги шведских дружин на малообжитое и, можно сказать, ничейное, балтийское побережье, стали тревожным знаком, предвестником настоящей войны за невское устье. И в другое время Юрий Данилович готов был бы всемерно помочь купчишкам отстоять тамошние болота, но не теперь, когда на кону стояла цель всей жизни — Великое княжение владимирское, власть над всей русской землей. Царь Узбек вручил её Юрию, года не прошло. Это ещё не власть, это слабый росток будущего могучего дерева, его надо беречь и лелеять. И первый кто угрожает этой власти — бывший Великий владимирский князь Михаил Тверской.

Пока он жив…

Новгородский владыка принимал высокого гостя в крохотной келье, служившей опочивальней, поздний приход князя застал его готовившимся ко сну. Впрочем, причина такой будничности могла быть и другой: аршинные каменные стены кельи и толстенная дверь без единой щели надежно хоронили от чужих ушей любое слово сказанное тут. А по ту сторону дверей стоял на страже монах такого роста, что даже высокий Юрий Данилович едва достигал головой его плеча.

— Тебе б ко мне в дружину, — что-то отдаленно похожее на улыбку впервые за весь бурный день тронуло губу Великого князя. — А ты от мира бегаешь…

— Му-у, — сказал монах и показал на уши: глухонемой, мол. И открыл дверь.

Святой отец стоял на коленях в переднем углу, молился на икону Георгия Победоносца. Юрий тоже отмахнулся трижды на образ. Отче Давыд сотворил ещё поклон, поднялся и обернулся навстречу гостю:

— Грамоту получил от митрополита Петра, потому и потревожил тебя, князь, не взыщи.

— Да!?? Да?!! — нетерпеливо перебил Юрий.

— Нет… Церковь не может одобрить твой третий брак. Митрополит благословения не даст. Не хочет вводить в сомнение всех православных.

— Татарку в счёт берете?! — лицо князя исказила резкая судорога, он рванул застежку шитого оплечья. — Да у меня же от неё ни ребят, ни котят. Я, что, в тридцать семь лет бобылём остаться должен?

— Ты знал что делаешь, когда сватался к сестре хана, — по виску архиепископа скатилась капля пота, но он твёрдо докончил, — и весь обряд был правильно выдержан сарайским епископом. Она — жена законная. Так пишет митрополит…

— Законная?! Крестом любви не свяжешь.

Ни до, и никогда после не приходилось слышать стенам архиепископского дома тех слов, что сказал тут в запале Великий князь. А добрый пастырь, наутро объявился больным и несколько дней никуда не выезжал. Глухонемой его служка на заутрене показывал братии обширный лиловый синячище на локте и мычал, размахивая второй, здоровой рукой. «Дверью шибануло? — удивлялись братья. — Это надо же…».

Шведов подкараулили на днёвке. Их обложили с трёх сторон и, дождавшись, когда усталые от грабежей чухонских деревень, воины залягут на послеобеденный отдых на поляне вдоль реки, навалились разом по сигналу князя Афанасия. Великий князь Юрий, всё руководство походом возложивший на брата, присутствовал тут же, но никак не проявлял себя до той минуты, когда первая волна конных дружинников не сыпанула лавой из леса на шведский стан. Пешие новгородцы архиепископского полка со всего духу бежали сзади и так страшно выли свой боевой клич, что кони дружинников прибавляли ход. Князь Юрий врубился в жиденький строй королевских лучников, тех, кто успел похватать луки и мечи, первым. И горе было врагам, оказавшимся у него на пути. К концу короткого, как наваждение, боя он был забрызган кровью с головы до пят, доспехи погнуты несколькими молодецкими ударами, но сам князь не получил ни малейшей царапины.