Агентуре абвера во Франции стало точно известно, что французы ничего не предпринимают в ответ на запущенные в Париж пробные шары о предстоящем марше частей верхмахта в зону. На основании этих данных фюрер приказал двинуть туда… одну дивизию — больше наскрести не могли, ибо только-только в Германии прошел первый призыв. Солдат попросту не было. В Рур вошли три батальона. Вошли и стали ждать, что будет. Франция могла выставить в эти дни 90 дивизий, и когда генерал Гамелен придвинул к границам из них лишь больше десятка, даже Гитлер перетрусил, не говоря о военном министре Бломберге, который умолял фюрера отступить. Канарис, опираясь на свою информацию, доказал, что данных о намерениях французов также войти в зону попросту нет, так зачем нам бежать оттуда? Подождем. «Слонам» должно повезти. Они мудрые. Если французы войдут, то мы всегда сможем зону покинуть. Но мы не пешки. Игра удалась. Также блестяще, без единого выстрела была присоединена Австрия.

Вначале Гитлера волновал даже вопрос, какую позицию займет Муссолини, что будет делать Чехословакия, ибо после захвата Австрии наибольшей угрозе подвергалась именно она, стоит только посмотреть на карту. Канарис встал и подошел к висящей на стене карте мира. Из радиоприемника, настроенного на Вену, зазвучала очередная речь Гитлера. Канарис усмехнулся. Вспомнил, как докладывал фюреру, что Франция в дни аншлюса вообще сидит без руководства вследствие очередного правительственного кризиса, а Чемберлен откажется от каких-либо гарантий чехам. Так все и произошло. Путь на Вену был открыт. Очередной блеф сработал на выигрыш. Сам Канарис произвел, как он говорил, свой «маленький аншлюс»: он пригласил на работу в абвер одного из руководителей австрийской военной разведки полковника Эрвина-фон Лахузена, который стал начальником второго отдела. Это был тонкий ход. Канарис улыбнулся еще раз. На пост руководителя диверсионного отдела он мог найти кандидатов из своего окружения, но взял сорокалетнего Лахузена, земляка фюрера, австрийца, от чего Гитлер пришел в восторг и немедленно дал свое согласие. Будущий адмирал знал, как заручаться симпатиями фюрера. Канарис сел у стола боком, так, чтобы не видеть карты, взял лист бумаги и стал набрасывать очертания Германии и территорий стран, которые она захватила или планировала оккупировать. Австрия, Чехословакия, Литовская Клайпеда, Польша. Он закрасил эти страны в желтый цвет. Германию — в коричневый. Желтый и коричневый, что ж — гармонируют. Но ведь на повестке дня Франция, а до нее должны быть сломлены Дания, Норвегия, Нидерланды, Бельгия… Он выбрал зеленый карандаш и стал штриховать территории обреченных государств. Иначе мечту фюрера Англию не блокировать и во Францию не войти. Таковы наметки. Со дня на день фюрер подпишет приказ о присвоении ему следующего адмиральского звания, все документы подготовлены. Он вспомнил, как радовался своему первому адмиральскому чину.

Тогда дышалось как-то легче, начиналась испанская эпопея, отрабатывались детали франкистского путча, «маленький адмирал» сновал между Берлином и Римом, уговаривал итальянцев ввести войска в Испанию. Он пририсовал к Франции Пиренейский полуостров, бросил при этом взгляд на портрет Франко, висящий в кабинете, с его милым посвящением ему, Канарису. Да, тогда он первым определил способности вождя у дорогого сердцу Франсиско, рекомендовал его фюреру. Если бы таким, как Франсиско, был бы этот чурбан Генлейн в Чехословакии! Англичане и французы промолчали и при развитии испанских дел, и при аншлюсе Австрии, и при разделе и съедении Чехословакии. Но ведь вечно-то молчать они не могли. И вот на тебе — Польша, состояние войны с Англией и с Францией. А как иначе выйти на границы с Россией? Без Польши? Как? Для чего затевалась три года тому назад история с подбрасыванием Сталину документов о неверности русских генералов? У Советов сейчас такая чехарда с военными, что хоть бери их голыми руками, командовать там явно некому. Но сколько запутанности, переплетения интересов во всей этой географии! Как в неразрешимом пасьянсе: карты закрыты, сбросить нечего, варианты комбинаций исчезают. Он зачеркнул коричневым карандашом Францию, Бельгию, Голландию, Данию, Норвегию, подумал, что таких фигур, как Франко, способных быть во главе режимов, там явно не просматривается, а вот подчинятся ли они? Попробуй, тронь их. Вздохнул. С Чехословакией все было не так просто. В мае тридцать шестого чехи здорово стукнули абвер по носу, когда в Праге была ликвидирована почти вся его агентура. Пришлось создавать ее заново. Два года подготовки тихой работы, тайных операций. Мюнхен, отторжение Судет — весь этот спектакль прокрутили на глазах у публики за десять дней. Мало кто знает, что сцену для этого эффектного спектакля подготовил он, Канарис, и его абвер. Таковы особенности жанра разведки. Хорошо, появился Лахузен, специалист по чехословацким делам, который стал ближайшим консультантом еще будучи в Вене.

Начали натаскивать Конрада Генлейна, нашли Германа Франка, обучили их подготовке разложения чехословацкой армии. За полтора года создали партию судетских немцев — отличную «пятую колонну», навербовали сотни агентов. К осени тридцать восьмого Генлейн стоял уже во главе «Судето-немецкого добровольческого корпуса» в 40 тысяч человек, снабженного оружием. Это была сила. Одно центральное разведывательное бюро в Судетах во главе с Ламнелем чего стоило. Все, что происходило в Чехословакии, абвер знал не хуже Бенеша. Ему, адмиралу Канарису, лично пришлось каждый второй день мотаться в замок Дондорф, около Байрейта в Баварии, где создали штаб-квартиру для Генлейна. Он буквально тыкал пальцем тогда, где демонстрировать, где саботировать, где нападать на чешских жандармов, таможенников, кого убрать из политических оппонентов, а Генлейн и Франк передавали указания своим подчиненным. Все происходило по расписанию абвера на радость фюреру, который совал сведения о «стихийных взрывах отчаяния» в Судетской области Чемберлену и Даладье до тех пор, пока последние не сдались и не продали Бенеша. Сразу после мюнхенских подписей вермахт вошел в Судеты, а в марте 1939 года — присоединили оставшуюся Чехию по австрийскому образцу. К мюнхенским дням у границ Чехословакии стояло 30 дивизий верхмахта, а на западных границах рейха — всего 5, против которых было 28 французских. У Бенеша имелось 45 дивизий. Чехи мобилизовали один миллион и мобилизацию отменили, затем объявили призыв еще раз и опять отменили. Русские двинули к западной границе 30 дивизий при поддержке 600 самолетов, заявили, что помогут и без Франции, если Бенеш попросит их официально. О том, что президент промолчит, Канарису было известно. Такой вариант событий проигрывался, русских побаивались, но Бенеш молчал, все обошлось. Имея на руках минимум козырей, фюрер блефовал по-крупному, и огромные силы, которые могли тогда задавить фатерлянд, стояли кругом в бездействии, как на улице толпа смотрит на избиение кого-то, но не вмешивается.

Но — вот Польша. Польша! Что будет дальше? Канарис встал, подошел к карте и от нахлынувших мыслей замотал головой. Радость от 1 января улетучивалась.

Все начиналось блестяще. За неделю до вторжения в Польшу, после энергичных шагов Гитлера, был подписан договор о ненападении с Россией. Это была гарантия невмешательства со стороны русских. Абвер находился на высоте. Сеть заброшенных радиоагентов была небывало значительной, в августе в Польшу переправили группу диверсантов, они разрушили важные транспортные сооружения, что препятствовало концентрации частей польской армии; в ночь перед нападением 1 сентября через польскую границу перебросили под видом шахтеров и рабочих порядка пяти тысяч диверсантов, в основном говорящих по-польски, с тем чтобы они захватили приграничные мосты, электростанции. Все шло по плану. Но… Канарис вздохнул. Когда посол Англии Гендерсон 3 сентября в 9 часов утра прибыл в рейхканцелярию и зачитал переводчику Гитлера Шмидту ультиматум, а тот перевел его фюреру, последний на какое-то мгновение потерял дар речи, потом спросил Риббентропа: «Что же теперь делать?» Выступление Англии и Франции на стороне Польши не ожидалось. Все были уверены, что пронесет и на этот раз. И началось. Уже на следующий день, 4 сентября, англичане арестовали на своем неприступном острове 400 немецких агентов. Абвер оказался, как мрачно пошутил начальник отдела разведки Пиккенброк, в роли подлодки без перископа. Сколько усилий, нервотрепки, хитроумных ходов затратил Канарис на уверения друзей — англичан, что вот чуть-чуть, чуть-чуть подождите и генералы сотворят государственный переворот.