— Никуда я не ударялся, — с легким раздражением возразил отец и заглянул в глаза сына, в которых дрожали отблески пламени. — Ты очень молод и не понимаешь. В жизни любого человека обязательно возникает потребность в Боге, возникает вера. Кто-то способен обрести ее смолоду, к кому-то вера приходит за минуту до смерти. Чем раньше это произойдет, тем лучше. После же смерти и вера и сомнение переходят в убежденность, поскольку каждый встречается с Богом лично. Поэтому для искренне верующих людей не существует смерти. Смерти нет, сынок. Существует некий переход, что-то подобное переезду в другую квартиру, к которому следует готовиться.

«Из этой квартиры действительно хочется переехать», — промелькнуло у Эдика. Ему вдруг захотелось сбить задушевный настрой отца.

— А я вот не верю в Бога. Атеистом жить как-то легче, — беспечно, с легкостью, присущей юноше, заявил он. — Ни тебе заповедей, ни тебе служб всяких и постов. Да и вообще, посмотришь на попов и священников, хотя бы по телевизору, — блеск, драгоценности. Церковь, как я вижу, что у нас, что в Европе занимается исключительно зарабатыванием денег. Не, я пока не готов к такому Богу. Как-нибудь так проживу.

— Как-нибудь не получится, сынок, — отец сделал еле заметное движение рукой к руке Эдика, как в детстве, но остановил себя. — Если ты не с Богом, значит, с дьяволом. Природа не терпит пустоты. Тот, кто отказывается быть на светлой стороне, всегда оказывается на темной.

Они говорили шепотом, склонив головы друг к другу, так тихо, что в метре уже нельзя было бы ничего расслышать. Между репликами возникали продолжительные паузы, но никто никого не торопил.

— Знаешь, пап, я искренне хотел поверить. Когда ты нас бросил, извини, мне стало невыносимо плохо, хотелось даже руки на себя наложить. Вроде бы до твоего ухода я не нуждался в общении с тобой, а когда тебя не стало, то есть рядом, оказалось, что у меня украли всё. Лишили всего, и даже воздух высосали. Ну, ладно, дело прошлое. Тогда мама подсунула мне Евангелие от кого-то. Я стал читать, надеялся найти там нечто, что поможет мне пережить. Не поверишь! Я прочел и понял, что никогда уже не смогу уверовать.

— Отчего же?

— В Евангелии написано одно, а в жизни все наоборот. Читаешь, сравниваешь и диву даешься. Я тогда подумал, что если кто-то решит верующего человека отвратить от церкви, то достаточно дать ему почитать Евангелие. Посмотри, в наших церквях одни старики, старухи или какие-то слаборазвитые субъекты, которые и читать-то, наверное, не умеют. С такими священникам проще всего. Они способны всё воспринимать на слух и не сомневаться. Самое главное, они не желают узнавать то, что их может огорчить или как-то поколебать четкую линию собственных заблуждений. Такой, знаешь, своего рода клуб по интересам. Но человеку свойственно ошибаться, значит, и сомневаться.

— Эррере хуманум эст.

— В каком-то смысле. Я читал и поражался — ничего из того, что проповедовал Иисус, не прижилось на нашей земле. Говорил же, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому в царствие небесное. И что же? Все только и мечтают, что о деньгах и богатстве. А подставленные щеки? И всякое разное другое несоответствие. Как там про зерна? Иное упадет на сухую землю и погибнет? Это про нас.

— Да, с этим трудно спорить.

— Я помню, тогда в церковь пошел, пробился к одному священнику после службы и спрашиваю, мол, как же так? Вот все это золото, иномарки поповские — разве об этом говорил Христос?

— А он?

— Он говорит, что к этим тонким книжечкам, Евангелиям, написаны тома комментариев, которые все нестыковки объясняют. Ступай, говорит, отрок, читай и не путайся под ногами, сейчас мне свадьбу отрабатывать, а за нее уже уплачено вперед.

— Венчание, — поправил отец и провел по бороде рукой.

— Без разницы. Я и отступил. Пошел и понял: больше не приду и комментарии читать не буду. Так расскажи мне, если ты верующий, как такое совмещается?

— Оно не совмещается, сынок. Оно отдельно существует. Отдельно от Бога.

— Что отдельно?

— Сейчас объясню. Если считать, что Евангелия действительно строго отражают жизнь Иисуса и две тысячи лет назад прочтение их пододвигало самого простого и необразованного человека покреститься, то, видимо, за прошедшее с той поры время жизнь так сильно поменялась и человек так сильно поменялся, что потребовались горы комментариев, описания жития святых и другой религиозной литературы, чтобы сохранить хоть какую-то актуальность и убедительность первоначальных текстов для современного человека. Протянуть связь между древними текстами и действительностью. Другого-то, по сути, ничего нет.

— То есть ты хочешь сказать, — сын привстал на локоть и их лица еще более сблизились, — что чем дальше наше время отдаляется от момента распятия Иисуса или возникновения Евангелий, тем дальше человек уходит от церкви?

— Не от церкви, а от Бога! — Свекольников-старший все больше возбуждался, было видно, что он давно вынашивал свои идеи, но некому было их изложить. — В церкви-то человек остается, — он сжал кулаки и поднял голову, как бы силясь на потолке отыскать наиболее убедительные и емкие слова. — Обрати внимание — на Рождество приезжают в храм большие чиновники в часах за сотни тысяч, в костюмах за десятки тысяч, крестятся и кланяются. Их лица лоснятся и выражают умиротворенность. Они довольны. Знают же, что нельзя себе роскошь позволять, тем более напоказ, когда в государстве есть сироты и малоимущие. Знают, но удержаться не могут. Первые Романовы в холщовой рубахе ходили молиться, Николай Второй в обычном мундире, а современные — в Бриони и Бригете. Шаг за шагом всё дальше и дальше от Бога. И народ за ними. И все пребывают в церкви под предводительством патриарха. И ведь не скажет он: «Как ты можешь жить в вызывающей роскоши? Как можешь до бесконечности набивать свои карманы и давать набивать карманы своим друзьям? Когда же вы все уже насытитесь, не пора ли уже поделиться, раздать свои неправедные богатства, хоть малую их часть, бедным и сиротам? Ведь бедность и богатство суть дело случая. На вас же люди смотрят и говорят: „Раз им можно, значит, и нам не запрещено“». Не сможет сказать, страшно ему, да и прежде себя нужно освободить от лишнего. Когда-то митрополит Филипп сказал Ивану Грозному: «Ты высок на троне, но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его?» Понимаешь?

— Не очень, если честно.

— Это понятно, что тебе непонятно. Я и сам долго понять не мог. Почему я говорю: Бог и церковь существуют отдельно? Чем больше комментариев, тем меньше смысла в самом Писании. Комментарии убивают, подменяют первоначальный смысл, который был и без комментариев понятен старым людям. В своих проповедях Иисус часто обращался к притчам, в которых использовал пшеничное зерно. Так вот, если Бог — это пшеничное зерно, то церковь, священство, иконостасы, книги религиозные — это то, что добавляют к зерну, чтобы сделать религию как пирожок с повидлом, вкусной и привлекательной. Так гораздо приятнее кушать и переваривается легче. Чтобы народ приходил и жертвовал деньги, покупал атрибутику. Но вот сколько в этом пирожке от того первоначального зерна, от Бога? Что-то остается, конечно, но понять ничего уже нельзя. Ложкой меда бочку дегтя не сделать слаще.