– Свобода? – переспросила Марина; он уже второй раз заговорил об этом, и она снова ничего не поняла. – Ты… Ты думал, что…

– Я думал, ты тоже, как и я, решила жить дальше. А чтобы завести новые отношения, нужно сначала покончить со старыми.

– Новые отношения…

Стюарт!…

Как, черт возьми, он узнал о Стюарте? Она сама совсем недавно подумала о том, чтобы сблизиться с ним, а Пьетро…

– Ты что, следил за мной?!

Пьетро ничего не ответил, но его глаза впились в дорогу куда напряженнее, чем требовалось даже в такую погоду.

– Так вот в чем все дело? В моей жизни появился другой мужчина, и ты… – Она не смогла даже заикнуться о ревности со стороны Пьетро. Чтобы ревновать кого-то, нужно любить этого человека, а Пьетро двигало лишь собственническое чувство и забота о своем добром имени, нежелание пятнать свою репутацию. – Я не собираюсь замуж за Стюарта, так что, если в этом причина твоей торопливости, не стоило беспокоиться. Мы спокойно могли бы подождать еще немного и полюбовно разойтись.

– Я не хотел больше ждать.

Что ж, она сама напросилась. Чтобы выразить свои желания яснее, Марине оставалось только встать на колени и умолять Пьетро прямым текстом сказать, что он хочет развестись с ней.

– Я не хотел, чтобы это закончилось само собой, без моего участия. Я должен был принять решение и исполнить задуманное.

У Марины вдруг появилось странное, неприятное ощущение, что она что-то упустила, как будто Пьетро что-то скрыл от нее. Но если он не был уж уверен насчет развода, зачем выдергивать ее из дома и тащить сюда так властно и поспешно? Из-за Стюарта? Пьетро не опроверг ее предположение о слежке, и Марина припомнила, как он поинтересовался, может ли она поручиться за своего приятеля. Тогда она не придала значения его резкому вопросу, но сейчас все встало на свои места. Неужели именно известие о том, что у нее кто-то появился, заставило ее мужа задуматься о разводе?

– Почему? – спросила Марина.

– Я считаю, что такие важные дела не могут решаться спонтанно. Консенсус должен быть достигнут после переговоров сторон и согласования условий.

– И это дает тебе право вот так запросто похитить меня?

– Я тебя не похищал. Ты пошла со мной сама, добровольно.

– Не слишком-то добровольно! Ты фактически вынудил меня сделать так, как хочется тебе. Неужели ты думал, что я с радостью соглашусь, чтобы ты топтал меня ногами?

– А я и не собирался радовать тебя, – рассмеялся Пьетро, но смех его был невесел, он скорее пугал. – Я слишком хорошо тебя знаю. Это ты изменила условия игры, не я. Ты предложила пообщаться неофициально, без свидетелей. Я ни к чему тебя не принуждал.

– Ах, наверное, все дело в том, что на Сицилии «принуждать» значит не то же самое, что в Англии, – насмешливо сказала Марина. – Наверное, здесь это значит «вежливо уговаривать» или «любезно предлагать». Но в моем понимании «принуждать» – значит запереть женщину в машине и увезти ее непонятно куда. Я думала, что ты просто доставишь меня в отель.

– А я думал, что ты вполне можешь попытаться оттянуть наш разговор. В отелях есть двери и замки. Мне не хотелось бы, чтобы одна из них захлопнулась прямо у меня перед носом.

Он действительно слишком хорошо знал ее – или она сама чем-то выдала себя. Да, лишь тогда, когда они окажутся по разные стороны запертой двери, Марина почувствует себя в безопасности, лишь тогда его влияние, которому она не могла противиться, хоть сколько-нибудь ослабнет. Сейчас, в ограниченном пространстве машины, она особенно остро ощущала это воздействие. От Пьетро словно исходили какие-то волны, заставлявшие ее кровь вскипать от желания. Его профиль, четко выделяющийся на фоне окна, притягивал взгляд; он напоминал Марине лицо древнеримского императора на старой монете. К тому же двери были заперты, и это очень действовало ей на нервы.

– Есть смысл спрашивать, куда мы едем?

– Туда, где нам будет удобно и где мы сможем поговорить спокойно, ни на кого не отвлекаясь.

Дрожь пробежала по телу Марины, как если бы одна из дождевых капель, сползающих по стеклу, попала ей за шиворот.

– Это ни о чем мне не говорит.

– Скоро все узнаешь. А пока просто расслабься и наслаждайся путешествием.

– Не так уж это легко.

Пьетро снова рассмеялся, но на этот раз куда теплее, и сердце Марины дрогнуло, а глаза опять защипало.

– Помолчи немного, – попросил он. – Совсем скоро будем на месте.

– Иными словами – заткнись и делай что тебе скажут. Что ж, ладно. Ни слова не пророню, пока не пойму, куда мы едем.

Он лукаво улыбнулся, и Марина едва не нарушила только что данный зарок. К тому же она довольно быстро поняла, что они едут к побережью, и облилась холодным потом. Вполне возможно, что он вез ее в свой огромный замок XVII века, окруженный виноградниками и оливковыми рощами и служивший домом его семье уже много поколений.

В этот самый замок Пьетро привез свою молодую жену меньше чем три года назад.

Не может быть, сказала себе Марина. Он не может быть настолько жесток. Как ей вынести эту боль, если он привезет ее в дом, где она была так счастлива? Вернее, где она так успешно убедила себя, что счастлива… Суровая реальность почти мгновенно разрушила все иллюзии, раздавив ее мечты и разбив ее нежное, доверчивое сердце.

Уже довольно давно они выехали из города и теперь мчались по побережью вдоль сияющего моря. Марина задохнулась от боли, вспомнив, как не сдержала восхищенный возглас, когда море впервые открылось ее взгляду, сверкающее, как сапфир в обрамлении бриллиантов – пенных барашков на гребнях волн. Тогда море показалось ей символом ее счастья, прекрасного, светлого будущего, долгой жизни с любимым человеком.

Что ж, в какой-то степени это представление отвечало действительности. Холодная, равнодушная морская вода могла пленить взор, а в следующую секунду потемнеть и покрыться рябью, возмущенная вдруг налетевшим штормом. Так случилось и с жизнью Марины.

Вернувшись из поездки домой, она была полна желания как-то исправить ситуацию, подлатать пошатнувшиеся отношения. Она стремилась воссоединиться с мужем, рассказать ему, о чем думала, пока была в Англии, попытаться разжечь в нем пламя, как ей казалось, любви. Она вернулась во дворец ожившая, воодушевленная, – только чтобы найти на столике короткую записку, говорившую, что Пьетро уехал «по важным делам» и его не будет как минимум десять дней. Марину затошнило. Она бросилась вон из этого дома, прыгнула в машину и гнала всю дорогу до аэропорта, купила билет на первый же рейс до Лондона и пришла в себя, лишь когда много сотен километров отделили ее от холодного, черствого мужа.

Марина больше не возвращалась во дворец. Она не могла даже думать о нем: сердце немедленно скручивала сильнейшая боль.

И теперь мысль о том, что для разговора по душам Пьетро выбрал именно дворец, не вызывала у Марины ничего, кроме ужаса и знакомого чувства тошноты.