— Елена Захаровна, — шепотом позвала девушка. — Проснитесь, пожалуйста.

Рука легонько дернулась. Женщина открыла глаза и посмотрела на Валю бесконечно усталым и равнодушным взглядом.

— Снова капельница? Помогите мне перелечь, на этой руке уже места живого не осталось.

— Нет-нет, я по другому поводу пришла, — наклоняясь почти к самому уху женщины, зашептала Валя. — Я вообще не медсестра. Елена Захаровна, дорогая, я принесла вам хорошие вести.

— Хорошие? — переспросила женщина, словно не вполне доверяя собственным ушам.

— Очень хорошие. Просто отличные!

— Говорите, — с усилием приподнимаясь на локтях, потребовала Елена Захаровна.

Валя замерла, вспомнив, что хотела зайти издалека, сперва подготовить женщину. Но все заготовки, как на грех, выскочили у нее из головы. Совершенно потерявшись, она сказала:

— Ваш сын жив и здоров.

Женщина не вскрикнула и даже не изменилась в лице. Только взгляд стал еще более требовательным.

— Вы точно знаете? Или просто… предполагаете?

— Абсолютно точно! — едва не забожилась Валя. — Елена Захаровна, он прислал вам письмо. Оно лежит в почтовом ящике. Я сама его там видела… через дырочки.

— Так нужно было сломать этот ящик! — почти выкрикнула женщина. За считаные секунды она совершенно переменилась. Валя вдруг испугалась, что Елена Захаровна сейчас, пожалуй, встанет на ноги и рванет прочь из палаты.

— Нет, зачем же ломать? — заговорила она торопливо. — Вы вернетесь из больницы и сами его достанете. А у меня есть другое письмо. Оно написано мне, но это не имеет значения, вы можете прочитать…

Валя поспешно достала письмо и вложила его женщине в руки. Та впилась глазами в листок. И вдруг почти сразу опустила руку с письмом на грудь.

— Что с вами?! — подскочила Валя, решив, что той стало плохо.

— Со мной все в порядке, — вполне спокойным голосом отозвалась Елена Захаровна. — Просто это личное письмо. Я видела его почерк. Мне этого вполне достаточно. Хотя нет, посмотрю еще подпись и дату.

Она на секунду вновь приблизила бумагу к своим глазам. Потом положила на грудь и прикрыла листок ладонями, словно оттягивая момент отдачи.

— Господи, ну какая вы! — просто задыхалась от волнения Валюшка. — Хорошо, если не хотите читать, я вам все сейчас расскажу. В общем, они с другом были в плену, но сумели освободиться. Сейчас он в госпитале. Со здоровьем все в порядке, просто нужны какие-то документы, чтобы вернуться в Россию. Письма пришли несколько недель назад. Может быть, в эту самую минуту Илья уже едет домой!

Женщина оперлась руками о борта кровати и села. Ее лицо больше не было белым и безжизненным.

— Спасибо вам… Галя, — проговорила она. — Теперь я совершенно спокойна. Если можете, исполните одну мою просьбу.

— Конечно!

— Я дам вам ключи от нашей квартиры. Адрес знаете? Так вот, там в прихожей лежат ключи от почтового ящика. Принесите мне письмо, хорошо? Или отдайте его моей соседке. Только попросите, чтобы она завтра же ко мне пришла.

— Ну что вы, я сама вам его принесу, прямо сегодня! — воскликнула Валя, совсем позабыв, как непросто попасть в отделение.

Затаив дыхание, Валюшка стояла на пороге чужой комнаты. Это была комната Ильи. Валя и сама не знала, что ее сюда понесло, ведь ключи от ящика уже лежали у нее в кармане. Но вдруг ей захотелось хоть раз в жизни побывать в комнате этого человека, такого чужого и близкого одновременно. Она рассматривала модели гоночных машинок за стеклом книжного шкафа, двухкассетный магнитофон в изголовье кровати, гитару на стене. Потом увидела фотографию Галины, — она была наклеена на толстый кусок картона и прислонена к магнитофону. Других фотографий в комнате не было.

Фотографию самого Ильи Валя нашла в комнате его матери. Посмотрела — и поразилась. Она запомнила его совсем другим. Не лучше и не хуже, — просто образ в ее памяти сильно трансформировался за эти годы. Впрочем, неизвестно, как он выглядит сейчас, похож ли на свои старые фотографии… Узнает ли она Илью, случайно встретив на улице?…

Вечером того же дня она написала еще одно письмо:

«Илья! Я не знаю, застанет ли тебя это письмо в госпитале, или ты уже где-нибудь в пути. Но хочу сообщить тебе, что я выполнила обещание: теперь твоя мама знает, что ты жив и скоро вернешься домой!

Я пробралась к ней сегодня под видом медсестры. Очень боялась, что такая новость чересчур поразит ее и без того больное сердце. Но, слава богу, этого не случилось! Наверное, твоя мама в глубине души знала, что ты не погиб, и каждую секунду ждала твоего возвращения. А тебя все не было, и это убивало ее. Когда же я показала ей твое письмо, она не разволновалась, а, наоборот, успокоилась, собралась и стала думать, как поскорее выйти из больницы, чтобы достойно подготовиться к твоему возвращению.

Мы сидели и разговаривали о том, что приготовить и какую одежду купить. Потом меня обнаружили в ее палате настоящие медсестры, был большой скандал, но это не имеет никакого значения! Кстати, главврач, которого они вызвали на подмогу, оказался очень хорошим человеком и стал на мою сторону. А главное, что дело-то сделано. Так что — ни о чем не беспокойся.

Да, письмо от твоей мамы я опущу в ящик вместе с моим. Надеюсь, они не растеряются по дороге и ты получишь их в один день.

Скорейшего тебе возвращения. Галина».

«Милая Галинка!

Большое тебе спасибо, что помогла с мамой. Я с самого начала знал, что ты не только самая красивая в нашем городе девушка, но и настоящий друг, на которого можно положиться. Рад, что не ошибся в тебе.

Твое письмо действительно не застало меня в госпитале, а догнало по пути в тот город, где я начинал прохождение воинской службы. Здесь должен окончательно решиться вопрос с документами. К счастью, мое отсутствие в рядах военных признали оправданным и комиссовали подчистую. Пытался я решить здесь и другой очень важный для меня вопрос, но меня даже слушать никто не пожелал. Зато пожелали как можно быстрее убираться восвояси. Что я сейчас с удовольствием делаю.

В общем, Галя, когда ты получишь мое письмо, я уже буду на пути к родному дому. Давай теперь поговорим с тобой о том, о чем говорить мне не слишком хочется. Но понимаю, что это необходимо для твоего покоя.

Если бы все это происходило несколько лет назад, я, несомненно, был бы сейчас полон идей, как отбить тебя у твоего мужа. Тогда я был самоуверенным мальчишкой, и никакие рассудочные доводы не остановили бы меня. Я явился бы в твой дом и потребовал бы то, что считал по праву своим.

Знаешь, я ведь и в первые месяцы плена оставался таким вот идиотом, убежденным в собственном всемогуществе. Тогда мне казалось, что мое бешеное желание оказаться на свободе разрушит любые стены. А потом я понял, что одного желания никогда не бывает достаточно. И что я — не Бог, к несчастью.