Она стала машинально водить пальцем по оконному стеклу. Да, у нее были сложные отношения с матерью, только она никогда не допустит, чтобы такие же отношения сложились у нее с собственным малышом. Ребенок – это ее шанс создать счастливую семью, которой у нее никогда не было. Ребенок будет рядом каждый день, и она ему будет нужна. И тогда – конец одиночеству.

Но если она все это скажет Марку, то он поднимет ее на смех. Он всегда считал, что она коварная лгунья. Увы, прошлое сделало его никому не верящим сукиным сыном (даже когда речь шла о его собственной жене). А ведь поначалу он казался ей таким открытым, и он так отличался от маркиза Тинсли и других женихов, выбранных для нее мамой и бабушкой. Но она вышла за Марка, потому что он совершенно не походил на других мужчин. Ей казалось, что ему не нужна жена – послушная марионетка, которая делает и говорит только то, что велит муж.

Вскоре после свадьбы стало ясно: он точно такой же, как и все остальные. Марк нисколько не ценил ее неординарности, не оценил тех черт, которые отличали ее от других молодых девушек ее круга. Он постоянно обвинял ее во лжи и утверждал, что она была нечестна с ним до свадьбы. В общем, разрушил их брак.

Николь резко задернула штору и медленно направилась к письменному столу и привычной скуке переписки, дававшей, однако, благодатное спасение от болезненных мыслей о прошлом. Все эти мысли теперь не имели значения. Важным был лишь один факт: у нее наконец появился шанс получить то, чего больше всего хотелось.

Главное, чтобы Марк сказал «да». В результате они оба кое-что получат от этого ужасного брака. И все же… Если Марк согласится, следующие несколько месяцев будут необыкновенно мучительными… При мысли об этом Николь невольно вздрогнула. Ведь тогда она вернется в Англию и станет играть роль любящей жены. Интересно, как Марк объяснит все это окружающим? И действительно, почему генерал внезапно воспылал любовью к женщине, о которой не вспоминал десять лет? Впрочем, это его проблема. Пусть выкручивается как хочет.

Ей же в любом случае придется находиться в его обществе в течение многих недель. И в его постели… Чтобы он выполнил свою часть сделки. Вероятно, для этого потребуется… не больше нескольких месяцев, разве не так? Да и он сам просил ее о нескольких месяцах. Так что пусть будет три месяца (столько же длился их счастливый брак). За три месяца окружающие поверят, что они настоящая любящая пара. Да-да, пусть так и будет.

Вернувшись к столу, Николь снова села и бесконечно долго расправляла юбки. Она не любила писать письма, пусть даже они на время отвлекали от неприятных мыслей. Марк говорил о своем возможном присутствии в жизни ребенка. Что ж, она позволит ему это. Отказать невозможно. В конце концов, по закону и она, и ее ребенок принадлежали ему. Она сможет счастливо жить и в Англии. Возможно, решит приобрести небольшой коттедж. Ребенок сможет общаться с отцом, а она – со своей семьей и старыми друзьями. Все это будет не так уж плохо. Только сумеет ли она пережить несколько месяцев в обществе Марка…

Был только один способ это выяснить, поэтому…

Внезапно в дверь постучали, и Николь вздрогнула. Вошел дворецкий и протянул ей записку на серебряном подносе.

– Мадам, это только что принесли для вас, – сообщил слуга, поклонившись.

Николь встала, прошла по толстому синему ковру, взяла записку и сразу узнала восковую печать. То была большая и внушительная буква Г (начальная в фамилии Гримальди) на зеленом фоне.

– Спасибо, – сказала она дворецкому, и тот сразу же вышел.

Николь же вернулась к письменному столу, с помощью серебряного канцелярского ножа сломала печать и пробежала глазами короткую записку.

«У меня есть условие к твоему условию. Обсудим за ужином. Буду в восемь».

Едва успели подать вино и первое блюдо, как встревоженная Николь поставила бокал на длинный обеденный стол, взглянула на мужа, сидевшего у дальнего конца стола, и сказала:

– О каком твоем условии к моему условию идет речь?

Марк внимательно посмотрел на жену и ухмыльнулся. Сегодня она выглядела роскошно. Николь всегда становилась удивительно соблазнительной, когда ее настроение соответствовало огненному цвету волос.

Поднявшись, Марк взял тарелку, столовые приборы и бокал, затем прошествовал вдоль всего стола и сел по левую руку от жены.

– Что ты делаешь? – Она взирала на него с подозрением.

Марку же хотелось позабавиться. Снова ухмыльнувшись, он проговорил:

– Сажусь к тебе поближе. Или ты предпочитаешь говорить о подробностях нашей интимной жизни во весь голос?

– У нас нет никакой интимной жизни, – прошептала Николь.

Марк придвинулся к ней еще ближе, и теперь его дыхание щекотало ее шею.

– В данный момент нет, но скоро будет, дорогая.

Николь поспешно взяла бокал и, сделав большой глоток вина, проворчала:

– Что еще за условие? Говори же…

Марк откинулся на спинку стула и тоже сделал глоток вина.

– А как ты думаешь?

Николь закатила глаза и склонила голову к плечу.

– Нам обязательно играть в эти игры?

– Хотя бы одна догадка! – Марк в очередной раз ухмыльнулся.

– Ладно, хорошо. Если родится сын, он будет больше времени проводить с тобой – это твое условие?

Марк весело рассмеялся, и смех его прозвучал совершенно неуместно в огромной чопорной столовой.

– Ты думаешь, мне будет все равно, если я стану отцом дочери?

Николь пожала плечами, поставила на стол бокал и съела ложку черепахового супа.

– Думаю, дочь будет для тебя менее важна.

На сей раз глаза закатил Марк.

– Это показывает, как хорошо ты меня знаешь. Так вот, я бы, пожалуй, предпочел иметь дочь.

– Что?.. – Николь в растерянности заморгала. – Но почему?

– Я знаю, что английские аристократы предпочитают наследников мужского пола. Но мой-то отец из Италии. А там нежно любят и почитают девочек.

– Да, но твоя семья…

– Мне бы не хотелось говорить об остальной части моей семьи, – процедил Марк сквозь зубы.

Николь натянуто улыбнулась.

– Да, конечно… Я знаю, какой это для тебя больной вопрос.

– Вот и хорошо. Значит, мы оба согласны его не обсуждать. – Марк несколько минут сосредоточенно перекладывал с места на место серебряные столовые приборы, лежавшие рядом с его тарелкой.

Николь же вновь заговорила:

– Твое условие касается проведения времени с ребенком? Я же сказала, что это можно будет устроить. У меня нет никаких возражений.

– Нет-нет, я не о том… – покачал головой Марк.

Семья… Самые близкие люди… Это всегда был для него крайне болезненный вопрос. Он очень любил мать и отца, а они любили его. Но других своих родственников он не знал – ни с материнской стороны, ни с отцовской. Его мать долгие годы пыталась убедить своего отца принять ее мужа и сына. Не получилось. После последнего оскорбления, которое Марк хорошо помнил, хотя ему тогда было всего восемь лет, мать отказалась от дальнейших уговоров, и их маленькая семья переехала в небольшой городок в Девоншире, где они вели тихую счастливую жизнь. Отец там шил обувь. А мать, насколько Марку было известно, больше не пыталась наладить связь со своими родственниками. Что же касается родственников отца, то они жили в Риме, то есть почти на другой планете. Из Италии приходили письма, но оттуда никто никогда не приезжал и родитель никогда не возил маленького Марка в Рим. Он впервые встретился со своими итальянскими родственниками, уже будучи взрослым.