Бурление резко прекратилось, когда в комнате объявился человек довольно-таки крупной комплекции. В отличие от остальных, он носил белый балахон. Расстёгнутый воротник позволял видеть серебряный крестик на цепочке; от обычных крестов он отличался тем, что вместо фигуры Христа нёс на себе тело крылатого змея. Пригладив треугольную бородку и подкрутив кверху небольшие усы, новоприбывший занял главное место на возвышении и, обведя начальственным взглядом аудиторию, произнёс:

– Ну, здравствуйте, братья.

– Приветствуем, Генерал! – раскатилось среди собравшихся.

Судя по сумрачно сдвинутым бровям Генерала, он был весьма недоволен и не собирался этого скрывать.

– Ну что, глубокоуважаемый Арнольд, так-то вы следите за осуществлением собственного плана? Цепеш-то сбежал!

Арни пытался выдавить что-то в своё оправдание, однако звуки, вылетавшие из его горла, не претендовали на большее, нежели спазматический кашель. Вволю насладившись смущением подчинённого, Генерал окончательно добил его:

– Если вас действительно волнует ваша карьера в Ордене, советую о ней побеспокоиться.

От такой угрозы Арнольд обрёл дар речи:

– А при чём здесь я? Он от к… кор… кормёжки сбежал.

– Что-что?

– П-постоянно жаловался, что мяса почти не дают. В-вечные каши, каши… Напитки, опять же, какие-то гадкие…

– Позвольте! – подскочил с места повар, брат Рикар, изумлявший худобой и таким высоким ростом, что ритуальный балахон едва доходил ему до колен. – Я что, по-вашему, готовить не умею? Да я ему баранину под чесночным соусом так приготовил бы – пальчики оближешь! Но ведь доктор Дайковичиу не разрешил бы! Правда, брат Луциус?

Доктор Дайковичиу был в тёмных круглых очках, придававших его простецкому белесоватому лицу неожиданно инфернальный вид. Отвечая на вопрос, он снял было очки, но болезненно сощурился и снова надел: видимо, свет, даже такой неяркий, какому полагалось властвовать в ритуальном помещении, резал ему глаза.

– Жирная баранина и алкоголь? При его-то печени? Если бы вы видели анализы…

– В гробу я видел его анализы! – Генерал медленно, но верно выходил из себя. – В гробу я видел его печень! Если она была достаточно здорова для успешного выполнения задания, этого хватило бы с лихвой. Что у нас тут, по-вашему, санаторий для покойных царствующих особ?

И добавил наставительно:

– Если в дальнейшем будем ещё перемещать деятелей из иных времён, возьмите на заметку, что надо обеспечивать им питание в соответствии с родной эпохой.

– Доктор не только в этом виноват, – раздался тихий скромный голосок, принадлежавший брату Онорио. – Ходят слухи, что он крайне неосторожно поставил Цепеша в известность относительно его дальнейшей судьбы.

– Это правда? – спросил Генерал, нервно подкрутив правый ус.

Доктор снова снял очки, снова зажмурился и снова водрузил их на нос.

– Извините, мне трудно говорить. У меня, видите ли, сотрясение мозга…

– Так правда или нет?

– Ну… я всего лишь сказал, что по завершении задания его вернут в момент смерти. Мне с самого начала это было не по душе: как-то не привык, знаете, лечить людей для того, чтобы их убивали…

– Так вы это сделали, – припечатал Генерал.

– Ну да! Да! Так же, как любой другой на моём месте сделал бы. Вы что, Цепеша не знаете? Еле дышит, из одежды – одни бинты, а смотрит и приказывает так, будто он – хозяин положения. И если разобраться, ведь так оно и есть, а?

– Это не оправдание. Вступая в Орден, вы знали, на что шли.

– Не знал! Честное слово, не знал! – Доктор частил со стремительностью отчаявшегося. – Откровенно говоря, я думал: ну что такое магические ордена в наше время? Интеллектуальное развлечение, только и всего. А все эти слова при посвящении, про испытания стойкости и всё такое – ну, думал, что это просто красивый ритуал, а дальше будет изучение древних трактатов, истории Европы… Я даже операцию «Лондон» воспринимал как ролевую игру, а когда на самом деле увидел кэбы, газовые фонари– я ж чуть с ума не сошёл! Если бы я сразу узнал, какие цели на самом деле ставит перед собой Орден! Господи, если бы я у себя тогда, в Брашове, мог только предположить…

– Замолчите, – властно прервал его Генерал. – У вас сотрясение мозга.

И обрушился на Монаду, который, невзирая на происходящее, продолжал раздражающе улыбаться:

– Ну ладно, Луциус – брат молодой, начинающий. А вы-то, Ксаверий?

– А чё я-то? – Улыбка Ксаверия расцвела ещё шире.

Генерал свирепо потеребил бородку. Краска гнева постепенно наползала на его массивное лицо.

– Как – что вы-то? Цепеш в течение столь долгого срока был у вас в руках. Почему вы не побеспокоились о том, чтобы обработать его сознание, сделать верным Ордену? Уж вам, казалось бы, произвести такую операцию с человеком из Средневековья – раз плюнуть! Одна из ваших докторских степеней – по психологии, не правда ли?

– Вот именно. – Ксаверий больше не улыбался, но сохранял благодушное выражение лица. – И эта степень позволяет мне определить, что возможно, а что, пардон, никак не. Генерал, вам известно, что маленькие дети совершенно не поддаются гипнозу?

– А при чём здесь дети?

– А известно ли вам, что больным с психозами, находящимся в состоянии бреда, невозможно ничего внушить?

– Допустим, но к чему вы клоните?

– К тому, что задолго до нас уже поняли султан турецкий и король венгерский: Цепешем управлять нельзя. По невнушаемости он – как целая детсадовская группа бредящих психотиков. Влиять на Цепеша? Ни боже мой! Я им бескорыстно любуюсь.

Один из братьев хихикнул, но затих, пригвождённый генеральским взглядом.

– Никогда не разделял вашего чувства юмора, Ксаверий. Как вы можете любоваться Цепешем, если он сбежал?

– Сбежать – не значит ускользнуть от нашего надзора. Если начистоту, Генерал, я предвидел подобный исход. А потому, скооперировавшись с почтеннейшим доктором Дайковичиу, сделал вот что…

По мере дальнейших объяснений щёки Генерала покидала гневная багровизна.

– Α-a, вот что значит «сбежать – не значит ускользнуть»… Ловко! Ну что ж, на этот раз вашей команде удалось выкрутиться. Операция «Лондон» продолжается!

Стояло обычное лондонское утро… нет, день… нет, если настаивать на точности, стрелки часов приближались к двенадцати, когда возле театра «Лицеум» замаячила долговязая фигура. Это был мистер Стокер, театральный менеджер. Мистер Абрахам Стокер, которого даже не самые близкие знакомые называли попросту Брем, нервно подпрыгивал и время от времени теребил светлую широкую бороду, что служило у него признаком не лучшего расположения духа. На то были причины. Во-первых, он наступил в лужу, где лошадёнка какого-то кэбмена оставила немалое количество навоза. Во-вторых, при одевании выяснилось, что прислуга выгладила воротничок рубашки с чрезмерным усердием, придавшим исходной белизне оттенок жжёного сахара. И в-третьих – и, позвольте заметить, в-ос-новных! – на завтрак были яйца всмятку! Снова, снова яйца всмятку!