Ничего, в общем, странного и необычного. Очередной «успех» китайских коллег. Бездарно спланированная и хреново исполненная операция. И это правильно. Не стоит надеяться исключительно на всепобеждающие идеи председателя Мао. Матчасть надо учить, ребята. И много работать над собой.

Странности начались чуть позже. Единственный не ушедший с частью к кампучийской границе сотрудник местной контрразведки только глянул на пленного, как сразу озаботился лицом и ускакал куда-то, видимо, уточнять информацию и докладывать наверх. Вскоре вернулся, как красно солнышко сияющий, и принялся уговаривать дорогих «советских товарищей» постеречь того. Дескать, ценный экземпляр попался.

Майор, в свою очередь, связался с руководством.

— Пришлите словесный портрет, — потребовал Центр.

Выслал.

— А теперь проверьте, нет ли у него шрама на левом плече. Если есть, то какой?

— Имеет место, — доложил майор. — Сантиметров семь в длину, тонкий, змеевидный, почти незаметный.

— Твою мать, — обалдели в Москве.

— Мать же ж твою, — молвил Большаков, ознакомившись со справкой из Центра.

В конце семьдесят восьмого в СССР перебежал полковник китайской военной разведки. И не просто полковник, а самый настоящий боевой оперативник. Не от хорошей, сами понимаете, жизни, точнее, ради спасения собственной. Рассказал товарищ много о чем. И в том числе и о сидящем сейчас на стульчике с простреленной ножкой.

Никакой это, конечно же, не Ван, а известный как Фан Куан (вряд ли это настоящее имя) боевой оперативник, полковник главного разведывательного управления НОА Китая. Командир специального подразделения. Вполне заслуженно считающийся одним из самых опасных людей в Азии. И не только в ней. С кровавым послужным списком длиной с мост через реку Янцзы в Нанкине.

В середине семидесятых был, как многие другие спецы, репрессирован. То ли за недостаточную лояльность генеральной линии партии, то ли просто по доносу. Полтора года, по одним данным, занимался животноводством в сельскохозяйственной коммуне, по другим же (ну ни хрена себе!) — преподавал в пекинском институте народной медицины. Не так давно с очень большим понижением в звании и должности возвращен на службу и направлен в войсковую разведку.

Теперь многое становится понятным. Почему, например, у китайцев сорвалась операция. Да потому, что Фан Куан, или кто он там, ею не командовал, а был в той группе на самых последних ролях. Именно поэтому его, как наименее ценного бойца, вместе с еще одним, молодым и зеленым, оставили прикрывать отход. В разведке, сами понимаете, нет места для сантиментов.

— Собираетесь подстраховаться? — продолжая мило улыбаться, спросил Ван. Или же Фан. И протянул руки под браслеты.

Давным-давно все понял, хитрован хренов.

— Обойдемся, — буркнул Большаков.

Он совершенно не опасался резких телодвижений со стороны старого знакомого. И не потому, что сам он — тоже не подарок, а за дверью дежурят серьезные ребята Никитин с Новиковым, что стреляют быстрее, чем многие думают.

Просто смысла дергаться, крошить все живое, а потом устраивать кросс по пересеченной местности с простреленной ногой НЕ БЫЛО. План, как выпутаться из ситуации, как у любого другого на его месте, конечно же, был. Но…

— Я так понимаю, беседы не получится? — спросил майор.

— Ну, почему же. С удовольствием проведу немногое оставшееся время в общении с вами. Кстати, вы стали намного лучше изъясняться по-английски. Местами даже слышится «The southern US accent»[7]. Мои комплименты.

— Стараюсь, — растрогался Большаков. — А у вас все тот же старый добрый «The posh English»[8]. Регулярно практикуетесь?

— О да. — Этот Фан точно знал, что его русский коллега в курсе некоторых подробностей его биографии. — В процессе общения со свиньями — в том числе.

За дверью послышались шум и громкие голоса.

— Видимо, это за вами.

— Скорее всего, — согласился китаец. — До следующих встреч, — и тут же стал выглядеть растерянным и раздавленным морально. Окончательно потерявшим лицо. Что по меркам Востока означает — живым трупом.

Дверь приоткрылась.

— Командир, — просунул голову в проем Никитин, — тут за пленным прибыли.

— Пропускай.

В комнату вошли четверо: местный контрразведчик, непривычно суетливый, с выражением надвигающегося праздника на лице, и трое приезжих. Один в форме, с погонами майора, и двое среднего возраста крепышей в штатском, то есть тоже в форме, но без погон. Со значками «Отличный стрелок»[9] все трое.

— Мы забираем пленного. — Особист, капитан Чунг, выпускник советской Высшей школы КГБ, по-русски изъяснялся вполне прилично.

— Не препятствую, — отозвался Большаков.

— Qili![10] — пленный послушно вскочил на ноги и тут же со стоном грохнулся.

До пола, однако, не долетел. Парни в штатском свое дело знали, поймали на лету. Поставили на ноги, тщательно обыскали, после чего, хорошенько зафиксировав руки и ноги, подняли, как пушинку, и понесли к выходу. Следом проследовал, благосклонно кивнув Большакову, майор. Последним помещение покинул капитан. С выражением одновременно облегчения и состоявшегося праздника на лице.

Большаков, прикрыв ладонью лицо, закашлялся. Видимо, вспомнились события из недавнего прошлого. Или просто в горле запершило.

Активная фаза боевых действий продолжалась совсем недолго. После некоторых локальных успехов непобедимая Народно-освободительная армия Китая как следует огребла и бодро двинулась восвояси, трубя на весь мир о достигнутой победе в Dui yue ziwei fanji zhan[11].

Хотя, если уж совсем честно, хвастаться особо было нечем, никакой такой победы славные китайские воины не одержали. Напротив, крепко получили по мордасам, несмотря на более чем двукратное превосходство в силах. И от кого! Остановили их пограничники, народное ополчение и (барабанная дробь!) военно-строительные войска.

Все в очередной раз решили кадры. Не стоит удивляться результату столкновения «отточенного до совершенства жизнью, войной, испытаниями стального бруска и мешка мокрого дерьма»[12]. Вьетнамцы сражаются от рождения и всю жизнь, поэтому любой из них — тот еще боец.