Он поднялся навстречу Федору, припал к его плечу. Они стояли так долгую минуту…

А потом пришел капитан Астахов.

– Привет, Савелий, расти большой, – сказал капитан. – А это кто у нас? Никак философ? Живой и невредимый? И шляпа тут? Значит, точно он. Вот видишь, Савелий, а ты с ума сходил. Нашего философа, Савелий, голыми руками не возьмешь. Я же говорил, отобьется.

Капитан и Федор обнялись. Савелий шмыгнул носом. Митрич, заметив, что все в сборе, уже спешил с коньяком и тортом. В торт была воткнута малиновая свеча с золотым бантиком, она горела, распространяя удушливый запах ванили, сине-оранжевое пламя колебалось на сквознячке. Розового крема витиеватая надпись гласила: «Долгих лет, Савелий!»

– Подарок! – Федор достал из папки плоский сверток, протянул Савелию.

Савелий смутился и обрадовался. Снял ленточку, развернул и замер. Это была черная с золотом шариковая ручка «Монблан», неимоверной красоты и такой совершенной формы, что дух захватывало.

– С днем рождения, Савелий!

– От нас с Иркой, – сказал капитан, протягивая такой же плоский сверток. – Расти большой, Савелий!

В свертке оказалось красивое портмоне бордового цвета с золотой монограммой «СЗ». Портмоне благоухало кожей и лаком.

– Спасибо, ребята! Я так рад, что мы вместе, честное слово! И ты, Федя! – залепетал сияющий Савелий. – А помните, ребята, как мы были на озере? В августе? И костер, и уху варили. А Федя насобирал ежевики. Просто не верится, что уже три с половиной месяца… Давайте летом опять!

– Помним, Савелий, все помним! Как ты заставил меня искать философа на дне, как бегал по берегу… разве такое забудешь? И я, главное, поддался! Ну, Савелий! Представляешь, Федя, я поддался! Шарился в водорослях и камышах, бегал по берегу, звал! Обжегся крапивой, идиот!

– Но я действительно… я не знал, что думать, честное слово! – Савелий приложил руки к груди. – Его же нигде не было! И телефон дома оставил!

– Ладно, Савелий, проехали, живи пока. А ты, философ, надумаешь опять сбежать, возьми телефон, а то у Савелия будет… как ты говоришь? Какой диссонанс?

– Когнитивный, – подсказал Федор.

– Во-во, он самый. Разрыв шаблона.

Они пили коньяк, вспоминали всякие смешные случаи из жизни и смеялись. Они были рады, что снова вместе. Капитан, обычно не выбирающий выражений, был тактичен и сдержан, что давалось ему с трудом. Больше всего ему хотелось спросить:

– Ну и какого черта ты валял дурака? Что случилось, можешь сказать? Неужели баба? Не ожидал! А еще и философ!

– А что на криминальном фронте? – спросил Савелий. – Коля!

– Как обычно, покой нам только снится, – сказал капитан. – Но ни маньяков, ни ограблений банков. Одна бытовуха. Вам неинтересно, Савелий. Некуда приспособить философию. Вот, например, муж убил любовника, уже арестован, дамочка рвет на себе волосы, рыдает и кается. Мужику светит десятка, жертва – известный бизнесмен…

– А как он узнал? – спросил Савелий.

– Получил анонимку и разобрался. Дурак! Теперь сядет, а супруга на свободе начнет новую прекрасную жизнь. На его бабки.

– А как он его убил?

– Выстрелил два раза, хотя хватило бы одного – первая пуля попала в сердце, скончался сразу. Вторая – в плечо. Прямо в офисе, на глазах секретарши. Шел, как танк, она пыталась его задержать, но он отбросил ее и вломился. Здоровый пьяный мужик с пистолетом. Вызвали «Скорую» и полицию, повязали, он даже не пытался скрыться, не буянил, добровольно сдал оружие.

– Хороший адвокат сумеет отмазать, – сказал Федор. – Года через четыре выйдет.

– Красивая женщина? – спросил Савелий.

– Красивая. Они в городе недавно. Жили лет двадцать за границей, только вернулись. Она уже наняла Пашку Рыдаева, деньги есть, можно не стесняться. А супруг не хочет ее видеть. Имя красивое… сейчас… Агния! Фамилию не запомнил.

Федор вцепился пальцами в край стола…

– Вот так они нас пользуют, – продолжал капитан. – Любовник убит, муж в тюрьме, со всеми разобралась. Как оценить такие жизненные финты с точки зрения философии?

– Разве это философия? – сказал Савелий. – Это несчастье!

– Правда? – удивился капитан. – И кого же тебе жалко в данной ситуации?

– Всех. Любовника, конечно. Может, она просто не успела уйти к нему… Он женат?

– Женат, двое детей. Жена заявила следователю, что убьет эту суку. И вполне может, она женщина строгая. Говорят, они дружили семьями… Если у тебя, Савелий, есть друг дома, то, мой тебе совет, немедленно кончай эту бодягу, потому что добром она не кончится. Сколько верных друзей уводили твою женщину, сколько жен соблазняло верных друзей! Хочешь дружить – дружи, а в дом не води. Я бы нашего философа и на порог к себе не пустил! Ирка от него без ума… Да и твоя Зося.

– Ты, Коля, как-то не так все воспринимаешь, – пробормотал Савелий. – Существует мораль, не все готовы… – он запнулся. – При чем тут моя Зося?

– Готовы все! – Капитан хлопнул ладонью по столу. – Девяносто процентов бытовухи из-за них.

– Федя! – воззвал Савелий. – Скажи ему, домострой какой-то… Федя? Что с тобой?

Федор сидел с закрытыми глазами.

– Ты ее знаешь? – осенило капитана. – Эту бабешку? Агнию? Федор!

– Знаю.

Капитан и Савелий переглянулись.

– Это из-за нее ты слинял на озеро? – ткнул наугад капитан.

Федор не ответил.

– Так это что же получается, – вел дальше капитан. – Она что, отказала тебе?

– Не отказала, – сказал вдруг Савелий. – Федя встречается с ней…

– Чего? Встречается? – не поверил капитан. – В каком смысле – встречается? А любовник, которого замочил муж? С ним тоже встречается? Федор!

– Мы были когда-то знакомы, еще в институте, – сказал наконец Федор. – Встретились случайно, в августе… Савелий прав.

– Ну и..? – подтолкнул капитан, сгорая от любопытства. – Дамочка хоть стоящая? Так это что же получается? Она замутила сразу с двумя?

– Коля… – предостерегающе произнес Савелий.

– Мы стали встречаться, но потом…

– Она тебя бортанула! – догадался капитан. – И спуталась с другом дома. Ну, Федор, считай, повезло. Скажи спасибо.

Федор поднялся.

– Федя, не уходи! – пискнул Савелий.

Федор поднялся, взял шляпу и, не прощаясь, пошел к выходу.

Савелий укоризненно посмотрел на капитана.

– А что я! – зарычал тот. – Что я такого сказал? Слава богу, что она его… скажешь, не правда? Не узнаю философа, какой-то квелый стал, разнюнился… неужели чувство? – Последнее слово капитан произнес с отвращением.