Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выскочила из комнаты и побежала по коридору, больно ударившись плечом о стену, нашла нашу спальню и влетела в нее, содрогаясь от ужаса из-за того, что она снова вернулась ко мне, вновь преследует меня, хотя я давно поверила, будто напрочь ее забыла. Но в комнате при слабом свете занимающегося дня, который просачивался сквозь хлопчатобумажные шторы, я увидела, что Максим крепко спит в том же самом положении, в каком я его оставила; он даже не пошевелился, и я резко остановилась и очень осторожно закрыла дверь. Я не должна его будить и вообще что-либо рассказывать. Мне нужно самой справиться, усмирить призрак, прогнать зверя в его логово. Нельзя беспокоить и волновать Максима, он ничего не должен знать.
Я не стала ложиться в постель, а села на стул возле туалетного столика, глядя в щель между шторами на сад, на огород и пастбище вдали, наблюдая за тем, как ночь сменяется серым рассветом, бесцветным и иллюзорным; это очень красивое зрелище породило во мне тоску по дому, и меня покинул страх; я рассердилась на себя, на воспоминание, на прошлое, но больше всего и сильнее всего - на нее, поскольку то, что она нам сделала, нельзя никак переделать; рассердилась на то, что она способна настигать нас через такое количество лет и воздействовать на нас после смерти с такой же силой, как и при жизни. Ребекка. Рассветало, деревья и кустарники, а затем и лошади вдали приобретали все более четкие очертания, над садом начал подниматься и виться перламутровый туман, и во мне стала постепенно зарождаться какая-то удивительная радость, которую несли это утро, новый день, дом, его окрестности, Англия, жизнь вокруг нас, мне захотелось распахнуть окно и закричать на всю округу, чтобы мой крик, преодолев много миль, долетел до мрачного, безмолвного склепа, где среди гробовой тишины она лежала одна.
"Я жива! - хотелось мне закричать. - Ты слышишь? Я жива, и жив он, и мы вместе! А ты мертва и не причинишь нам никакого вреда! Ты мертва, Ребекка!"
Мы завтракали в столовой одни. Джайлс спал у себя. Когда я одевалась, я видела, как Роджер, тяжело хромая, направился к лошадям; со спины фигурой он был очень похож на отца - та же короткая крепкая шея на широких плечах, обыкновенный мужчина, которому под тридцать, вряд ли его что-то интересует, кроме лошадей и собак. Я плохо знала его, он никогда не занимал большого места в нашей жизни.
Он мужественно летал и воевал, имел награды, заработал крест "За летные боевые заслуги", затем был сбит, сильно обгорел, и теперь при взгляде на него вместо свежего, круглого лица вы видели отталкивающую маску из натянутой, блестящей, отслаивающейся кожи, белой, покрытой в некоторых местах темными пятнами, с узкими глазами, глядящими из-под обезображенных век без ресниц; мне приходилось всякий раз брать себя в руки, чтобы не вздрогнуть или не отвести испуганно взгляд, когда приходилось смотреть на него. Трудно было представить, до какой степени были повреждены другие части его тела.
Я видела, как Роджер тихонько позвал лошадей и терпеливо ждал, пока серая и гнедая подойдут к нему. Я вспомнила его в тот момент, когда пила кофе и посмотрела на Максима, который чистил яблоко, как делал это всегда. Мне припомнился мой первый завтрак с ним, вспомнилось то утро в Монте-Карло, когда, страдая от любви и отчаяния, я вынуждена была сказать ему, что в этот же день уезжаю в Нью-Йорк вместе с миссис Ван-Хоппер. В моей памяти запечатлелось до мельчайших подробностей, как он был одет, что ел и пил, каждое его слово - все это навсегда осталось со мной, и ни одна деталь никогда не выветрится из моей головы и не забудется.
Максим поднял глаза и безошибочно прочитал на моем лице все то, что я в эту минуту думала, поскольку я не научилась скрывать свои мысли, надежды и страхи, любые оттенки чувств - они отражались на моем лице, словно у ребенка, я это хорошо знаю. В этом отношении меня пока нельзя считать взрослой женщиной. Думаю, что он и не хотел этого.
Сидя в столовой, заставленной дубовой мебелью, где ощущалась ночная прохлада, поскольку обогреватель работал плохо, где все напоминало о вчерашнем завтраке и о том, как старина полковник Джулиан произносил тост за наше возвращение, Максим аккуратно положил яблоко и нож рядом с тарелкой, потянулся через стол и взял мою руку.
- Дорогая моя девочка, тебе так хочется остаться здесь подольше, не правда ли? Ты с ужасом ждешь момента, когда я встану и скажу тебе, что нужно немедленно паковать вещи и как можно скорее вызывать машину. Ты изменилась с того времени, как мы приехали сюда, ты это знаешь? Ты выглядишь совсем иначе, что-то случилось с твоими глазами, с твоим лицом...
Мне стало стыдно, очень стыдно, я почувствовала себя виноватой в том, что не смогла скрыть от него свои эмоции, что у меня есть секреты. Я таила свою радость от пребывания дома, опасаясь, что Максим ее не разделит, и боялась, как он выразился, его слов о том, что нужно немедленно паковать вещи.
- Послушай... - Он поднялся, подошел к окну и жестом показал, чтобы я приблизилась к нему. Я подошла и встала рядом с ним. Ворота вдали были открыты, Роджер только что вывел лошадей. - Я не могу туда - ты это знаешь.
- Конечно... Ой, Максим, я и не собираюсь просить тебя об этом... тут нет вопроса - я тоже не смогла бы вернуться в Мэндерли.
Хотя я проговорила все это весьма бойко, я знала, что лгу, и во мне зашевелилось легкое чувство вины, которое постепенно все разрасталось. Ибо я думала об этом день и ночь, мысль о Мэндерли всегда жила где-то в глубине души, всегда таилась во мне. Мэндерли... Недалеко, в другом конце того же графства. Если выехать из этой славной деревеньки, проехать мимо холмов и вересковых пустошей, проследовать по ущелью вдоль реки к морю, то окажешься в том месте, которое относилось к другой жизни, к прошлому. Как там сейчас пусто? Или, может, что-то построено? Или на том месте лесная чаща? А может, все восстановлено и снова живет? Кто знает? Мне хотелось бы выяснить. Но я не смела.
Мэндерли.
Все это пронеслось в моем мозгу и перед моими глазами в течение одной секунды. Я сказала, чуть заикаясь:
- Я не думала о... о Мэндерли. - Мне было все еще трудно произнести это название, я почувствовала, как напрягся Максим. - Но, Максим, это так здорово - находиться в Англии! Да ты и сам это ощущаешь, верно ведь? Здесь все такое... свет, деревья - да все! Не могли бы мы остаться здесь подольше? Куда-нибудь съездить... конечно, я не имею в виду места... Никто нас не узнает и не увидит. А затем мы могли бы вернуться и взять все это с собой... И к тому же, мне кажется, мы не должны так сразу оставлять Джайлса, это было бы жестоко. - Я в двух словах рассказала Максиму о событиях предыдущей ночи. - Всего лишь еще несколько дней, чтобы помочь ему прийти в себя, а потом - ведь Фрэнк приглашал нас в Шотландию. Почему бы нам не съездить? Мне бы очень хотелось, я там никогда не была. Познакомимся с его семьей. Было так приятно видеть его счастливым и устроенным, правда же?
Я продолжала тараторить что-то в этом же духе, и Максим снисходительно, как это бывало и прежде, слушал меня, и все было между нами легко и просто, секреты же мои остались при мне. Да, это в общем, такие малозначительные вещи, подумала я вдруг, возвращаясь нашу комнату и продолжая переживать свою вину.