Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну, ладно, хватит философствовать, пора и за дело браться. Вообще-то уютненько тут у нас в ментовке. У меня кабинет, если этот обувной ящик можно назвать кабинетом, прямо за обезьянником, так что вон он, народ, – за решеткой, в двух шагах. Кто спит, кто права качает – ну, это ненадолго, – кто просто воняет. Носками в кабинете почему-то пахнет. Казенными носками и гуталином. Итак, что мы имеем?
Заявление от директрисы музея, написанное аккуратным учительским почерком на страничке, вырванной явно из школьной тетрадки. Что у них там, принтеров нет, что ли, или хотя бы пишущей машинки типа «Вундеркинд». Похоже, что нету. Но написано разборчиво, сразу чувствуется уважение к родной милиции. Ладно, хоть кто-то нас уважает. И что у нас в этом заявлении?
А в заявлении написано, что четырнадцатого апреля сего года из помещения Зарайского краеведческого музея, а точнее, непосредственно из кабинета его директора Гизелы Маевны Арней, похищена деревянная коробка с металлическими предметами, в скобках – частями холодного оружия, – хранившаяся ранее в запаснике и извлеченная оттуда вышеупомянутой Гизелой Маевной на предмет проведения магически-исторической экспертизы. Похищена путем отгибания прутьев оконной решетки с последующим открытием окна, и так далее…
В коробке той находились… Далее следует опись… Кроме того, со стола директрисы пропала косметичка, а из-под стола исчезла пара туфель-лодочек тридцать седьмого размера, изготовленных германской фирмой «Хохфут» наверняка в Китае.
Ну, косметичку директриса забыла на столе, а в «лодочках» водила немногочисленные экскурсии по музею, тут все понятно. Скорее всего воры забрались в кабинет, благо сигнализация не сработала, и уволокли все мало-мальски ценное, на их взгляд, потому что трубы горели, а ночной киоск – вот он, рядом, символ красивой жизни, зовет, родимый! Кстати, почему сигнализация не сработала, это надо выяснить. Ладно, читаем дальше, рано еще выводы делать, хотя и так ясно, что дело выеденного яйца не стоит, впрочем, к нам другие и не попадают.
Самое интересное оказалось на оборотной стороне страницы, видимо, перепугалась мадам директриса до полусмерти и все оттягивала момент, когда придется изложить самые неприятные факты. А факты эти заключались в том, что со стола вместе с косметичкой пропал древний засапожный ножик, предположительно принадлежавший знаменитому разбойнику и душегубцу Ааву Кистеперому, вершившему свои славные дела в семнадцатом веке, а ныне работающему официальным божеством нашего Зарайска. Всенародно, между прочим, избранным.
Ниже красовался кривой, как татарская сабля, росчерк начальника нашего, Виктора Джимовича Угомона, с резолюцией «Ст. серж. Голядкину, принять к рассмотрению». И печать нашей канцелярии, здорово похожая на синяк. И все.
«Ну, ты и влипла, госпожа Арней, – подумал я, – да и я вместе с тобой заодно!»
Дело-то совершенно дохлое, типичный «висяк», если бы не этот ножик предположительный, то свалили бы его на каких-нибудь бомжей, в подвале у нас постоянно обновляемый бомжевый ресурс имеется, как раз для таких случаев, впаяли бы им по паре лет, и гудбай, мама! Бомжи бы еще и рады были, а если и не рады, то нам все равно. А теперь придется расследовать, искать этот распроклятый ножик, реликвия как-никак, пусть и предположительная. Когда богуны про него пронюхают, тут такое начнется! И если мы не представим им этот ножик в ближайшем будущем, желательно вместе с похитителями, нам придет полный карачун, а дело передадут в БСБ. И тогда забудьте о «лодочках», госпожа Арней, – да здравствуют кирзачи, а то и белые тапочки, да и следователю-стажеру Голядкину не поздоровится, и окажется он среди тех самых бомжей. Которые вон там, в обезьяннике воняют.
Первым моим побуждением было позвонить Виктору Джимовичу и попросить у него дополнительных указаний, но потом я решил, что начальник мой все, что хотел, уже сказал, то есть направил дело мне, единственному сотруднику с высшим, да еще и университетским образованием. В меру пьющему на работе. Правда, совершенно без какого-либо опыта следственной работы, то есть без серьезных связей в уголовном мире и в духовных сферах, я имею в виду богунов. А то, что преступников ловить, это вам не треки в пузырьковой камере отслеживать, так это его не касается.
Надо бы, конечно, составить хоть какой-нибудь план расследования, но в душе у меня свербило, а пятки горели. Может быть, потому, что, приходя на работу, я снимаю тяжелые, почему-то вечно сырые форменные ботинки и кладу ноги на старенький масляный радиатор, конфискованный в свое время в одной торговой палатке. А может быть, это такой особый милицейский мандраж со мной приключился – от внезапно пробудившегося чувства ответственности.
Так что я с отвращением обулся, положил в папку заявление, нацепил кобуру со служебным стволом и направился в музей, не забыв запереть за собой кабинет.
Бомжи и прочие задержанные граждане сразу заныли «Начальник, покурить не найдется…», но я прошел мимо, не глядя в их сторону, – стоит остановиться, сразу грабли сквозь прутья потянут, еще заразу какую-нибудь подкинут. Сдал ключи дежурному и вышел на улицу.
Апрель в нашем городе – это, скажу я вам, уже не зима, но еще не весна. Снег уже сошел, в общем-то не холодно, но грязно. Как-то по-говенному грязно. И то сказать, зима у нас цвета говна, потому что почвы глинистые и снег весь соответствующего цвета, весна тоже цвета говна по той же причине. Но если зимой снег хоть как-то скрывает всякое непотребство, ну, там, рваные пакеты, пивные банки, неопознанные трупы, то весной все это так и прет наружу, опережая всякие подснежники и прочие одуванчики. Так что весной наш славный город похож не просто на сортир, а на разбомбленный сортир. Или взорванный. Я однажды такой видел. Это когда мы ездили по вызову в Гнилую Слободку, там какой-то ветеран-десантник в соседский сортир гранату бросил, потому что ему самогонки в долг не налили. То-то было вони! Посадили ветерана, конечно, а воняет там, по-моему, до сих пор.
А вообще-то это я так, от душевной печали. Расстроил меня этот ножик.
Городок наш бывает иногда очень даже ничего, красивый. Девушки у нас красивые, это точно, это все признают. Да и сам город, если его почистить с песочком, да набережную отремонтировать, да дороги починить, да дома покрасить, да… В общем, вполне достойный населенный пункт получится, ежели все это самое «если» осуществить. А летом у нас и вовсе хорошо. Эх, скорее бы лето!
Размышляя таким вот образом, я понемногу дотопал до местного краеведческого музея. Прибыл, можно сказать, на место преступления. Музей размещался в красивом, хотя и немного вычурном старинном особняке, украшенном разными кирпичными выкрутасами. Конечно, особняку не помешал бы ремонт, но и без ремонта он выглядел солидно. Умели раньше строить, ничего не скажешь. Удивительно, что его никто еще не оприходовал, таких зданий в городе немного.
Я открыл тяжелую, мерзко скрипнувшую пружиной дверь, сунул какой-то бабке свое служебное удостоверение и проследовал внутрь, с любопытством оглядываясь по сторонам. Мне как-то раньше в музее бывать не доводилось, не люблю я этот занюханный Зарайск, честно вам скажу, так с какой стати мне его историей интересоваться? Но раз уж случай представился, отчего же не полюбопытствовать?