Три бочки пороха спрятал внизу.

Но старая Англия сдержит слезу –

Поймали в подвале со спичкой в руке,

Болтался недолго мерзавец в петле.

Хэй-хэй, пусть колокола звонят!

Хэй-хэй, Боже, храни короля!

Гип-гип-ура!

– Ну конечно! А я и забыл! Слишком уж зловещие звуки для ночи, да еще и в таком месте.

– Полагаю, вы правы.

Мы продолжили прогулку, пока наконец не дошли до места первого убийства. На сей раз Холмса, похоже, больше интересовала сама здешняя атмосфера, нежели какие-то криминалистические аспекты. Впрочем, он снова улегся в отпечаток мертвого тела и смотрел на небеса. Сыщик выключил свой фонарь и подал мне знак сделать то же самое. Я подчинился, а он лежал на снегу минут пять, присматриваясь и прислушиваясь невесть к чему.

– Простите мое любопытство, Холмс, – не выдержал я, – но что, скажите на милость, вы надеетесь обнаружить?

Он встал и отряхнулся от снега.

– Фей, Уотсон, фей, – ответил мой друг и направился на юго-восток.

Чувствуя, что уже в который раз пал жертвой его своеобразного юмора, я заявил:

– Фей? Вы это серьезно, Холмс? Вы же не станете утверждать, будто поверили истории маленькой девочки?

– Поверил, – неожиданно ответил он.

– Да вы издеваетесь надо мной, – обиделся я.

– Я верю фактам, но не тому, как их истолковал ребенок, – сказал он примирительным тоном. – Определенно, той ночью Холлис и его дочь по пути в трактир столкнулись здесь с чем-то таким, чему невинный детский ум не смог найти объяснения, а потому приписал проискам злых фей.

– Это могли быть фантазии, вызванные явной отцовской тревогой, – возразил я.

– Не совсем, Уотсон. Было что-то реальное, ощутимое, о чем свидетельствует реакция пса Кромвеля. Собаки не лают на детские фантазии, – многозначительно произнес Холмс. – Нет, той ночью здесь точно был кто-то… или что-то. И если нам удастся выяснить, что это было, мы на шаг приблизимся к тому, чтобы привлечь виновных к ответу.

Мы устало продолжили свой путь и снова наткнулись на две параллельные линии в снегу, тянувшиеся с северо-запада на юг. По всей видимости, то были следы саней Холлиса, ведущие от его хижины в лесу до трактира и оставленные в ту ночь.

– Видите эти большие отпечатки мужских ботинок между бороздами, Уотсон? Похоже, Холлис действительно вез девочку и пса на санях. Следы полозьев идут непрерывно, а затем в ближайшей от места убийства точке мужские отпечатки, отделившись, направляются в ту сторону.

– Что ж, это подтверждает показания Холлиса, – заметил я.

– Точно, – согласился Холмс, пройдя еще пару ярдов вдоль колеи. – Здесь, – он указал тростью, – мы видим, что крупные собачьи следы наложились на человеческие. Значит, животное последовало за своим хозяином, а затем внезапно развернулось, направившись назад к саням, где следы спутались в неразборчивый рисунок. Ага! – воскликнул Холмс. – И что это у нас тут?

Еще одна вереница звериных следов уходила в северо-восточном направлении.

– Видите, Уотсон, следы уже не такие глубокие и к тому же смазаны.

Я согласно кивнул.

– Это говорит о том, что животное бежало, возможно преследуя что-то.

– К примеру, белку или ежа? – предположил я.

– Разве что летающую белку, о которых ходят разговоры. Только вот я никогда не слышал о ежах с крыльями. За чем бы наш пес ни гнался, это не оставило на снегу никаких отпечатков.

– Значит, птица?

– Если верить Холлису, Кромвель слишком хорошо натаскан, чтобы подвергнуть опасности маленькую Агнес, пустившись в погоню за совой.

Через пару ярдов собачьи следы развернулись к саням.

Все это отвечало рассказам Холлиса и малютки Агнес о том, что лесоруб оставил собаку у саней и отошел, а затем что-то привлекло внимание Кромвеля. Опять же следы его лап на снегу показывали, что в конечном счете пес решил остаться у саней и охранять девочку.

Проснувшись на следующее утро вымотанным после ночной прогулки, я оделся и подошел к двери Холмса. На стук никто не ответил, и я спустился по лестнице в надежде застать его за завтраком, однако и внизу моего друга не было. Мистер Пинкертон, стоявший за стойкой, сообщил, что Холмс встал очень рано и ушел, не поев. Он протянул мне записку от сыщика, в которой говорилось:

Уотсон, ушел в Молл-хаус, вернусь после полудня. Юный отпрыск Пинкертонов нездоров. Вам стоит его осмотреть.

Ш. Х.

Я поблагодарил Пинкертона и поинтересовался состоянием его сына.

Трактирщик огорченно покачал головой и взмахом руки указал на лестницу:

– Мальчишка проснулся этим утром с жалобами на колики и все держался за живот. Поначалу я подумал, что он просто отлынивает от домашних дел, но за утро его успело не один раз вырвать.

– Давайте я осмотрю его.

Я сочувствовал мальчику и рад был чем-то занять себя до возвращения Холмса. Колин Пинкертон, белоголовый паренек одиннадцати лет, лежал в кровати, бледный и потный. Краткого осмотра хватило, чтобы понять, что причина недуга (в чем признался сам этот негодник после небольшого нажима с моей стороны) кроется в набеге на отцовские запасы эля, который Колин совершил накануне ночью вместе с другими деревенскими ребятами.

– Чтоб мне сдохнуть! – воскликнул трактирщик, узнав правду. – Значит, парни упились моим элем? Я высеку этого негодника! Он у меня неделю сесть не сможет!

Имея за плечами бурную молодость, я посочувствовал сыну Пинкертона.

– Как медик, могу предложить куда более действенный рецепт.

– Какой же, доктор?

– Ничто не отрезвляет человека лучше и быстрее, чем полный день физического труда. Ваша жена была столь добра, что взялась за обучение дочери Холлиса. Уверен, он будет рад обучить вашего мальчишку своему ремеслу. К полудню тот будет трезвее святого отца.

Досада на лице мистера Пинкертона сменилась хитрой улыбкой.

– А знаете, доктор, вы злодейски коварны, – рассмеялся трактирщик. – Но я не уверен, что смогу уговорить свою миссис.

– Скажите ей, что это врачебное предписание, – ответил я, рассмеявшись в ответ.

Я перекусил ветчиной, яйцами, сыром и небольшим куском хлеба. Чета Пинкертон удалилась наверх, по-видимому обсудить неприглядные ночные забавы сына и мое предложение заодно. Вскоре я обнаружил, что мой совет принят: юный Пинкертон с коробкой для ланча в руке покинул трактир и направился на север, должно быть к хижине Холлиса. Я усмехнулся про себя, припомнив молодого Джона Уотсона, которому преподали подобный урок.

Оставшуюся часть утра я провел, лениво слоняясь по улицам Шепердс-Буша и заходя в разные лавки. Меня поразило, как чудеса индустриального века переплелись здесь с традиционным сельскохозяйственным прошлым этих мест. Далеко на юг от города до самого Хаммерсмита располагались большие склады, мастерские и фабрики. С северной стороны тем не менее упорно придерживались сельского уклада. Весь день я бродил по городу, а затем вернулся в трактир как раз перед обедом.