– Только тогда, когда мы продемонстрируем им корректно проведенный научный эксперимент, – поднял палец Суровцев. – Убедительный и наглядный. Который и докажет связь между расстройством психики и образом жизни Rattus Pushtunus.

– И как вы это собираетесь сделать?

– Я уже все обдумал. И мне понадобится твоя помощь.

– А может, пусть все-таки этим занимаются те, кто и должен по службе? Милиция, санэпидемстанция… МЧС, в конце концов? Зачем это тебе надо? Ты ведь в отпуске уже третий год не был! Давай уедем отсюда… В Турцию, в Тунис, на Канары какие-нибудь! Пока мы будем отдыхать – тут и без нас разберутся.

Мефодий Николаевич боднул Лиду строгим взглядом. Она не выдержала, отвела глаза.

– Понимаешь ли, Лида, – прищурился Суровцев. – В жизни каждого человека наступает такой момент, когда будущее его близких зависит только от него самого. И никто в целом мире ему не поможет. Когда ты отчетливо понимаешь – вот он, рубеж, перед которым не удастся юркнуть сбоку, пронырнуть как-нибудь снизу, обежать вокруг или вообще уклониться от решения. Ты и только ты, и кроме тебя никто этого не сделает. Для меня такой момент настал. Думаю, для тебя тоже. Подумай – сможешь ли ты жить дальше так же, как и раньше… после всего, что ты узнала? Мы будем действовать вместе, мы будем друг другу помогать. Слово за тобой.

За окнами кабинета умирал закат – бордовый, словно запекшийся кровоподтек. Пронзительная звенящая тишина окутывала кабинет. Сквозняк тревожно шелестел портьерами, Лида печально молчала. Несомненно, ей не очень-то хотелось ввязываться в авантюру с поимкой жуткой твари, однако твердость Мефодия Николаевича в уже принятом решении подталкивала ее к солидарности.

– Я согласна, – наконец произнесла Лида.

– Я знал, что ты человек порядочный, – понимающе улыбнулся Суровцев.

– Но как и где ее ловить? Ведь когда это мерзкое существо сбежало из зоопарка, оно даже на электронные ловушки не повелось. Значит, психика у нее к таким импульсам невосприимчива…

– Я уже все придумал… Или почти все, – Мефодий Николаевич, явно воодушевленный согласием Лиды, заговорил куда энергичней. – Главное – слушайся во всем меня и не задавай лишних вопросов. Бить надо наверняка – в то место, где крысы наверняка есть, – он ткнул кончиком ручки в скопление красных точек на мониторе. – Я почти уверен, что Rattus Pushtunus свили гнездо неподалеку во-он от того старого дома и оттуда делают свои набеги. Ну-ка, какой у него номер…

Спустя полтора часа Лида и Суровцев выходили через служебные ворота зоопарка. Секьюрити неодобрительно взглянул на клетку в руках лаборантки. Проволочную конструкцию прикрывала плотная светонепроницаемая ткань. Внутри что-то шуршало и попискивало.

– Вообще-то, с территории зоопарка ничего выносить нельзя, – дипломатично напомнил охранник. – Даже вам, Мефодий Николаевич…

– У нее там морские свинки, две штуки, для опытов в лаборатории НИИ экспериментальной биологии, – отчеканил Суровцев. – Вот пропуск, а вот сопроводительные документы, – в окошечке зашуршали бумаги с круглыми штампами. – Директор, естественно, в курсе.

Дом, о котором говорил Мефодий Николаевич, был недалеко. И хотя рядом возвышались точно такие же дома, Лида так и не решалась спросить, почему Суровцев выбрал именно этот.

Летний вечер выдался жарким. Багровый закат плавился в окнах. Ветер тревожно шелестел травами на клумбах, и шорох этот заставлял Лиду невольно вздрагивать.

Цокая каблуками по бетонным плитам, девушка опасливо вертела головой направо-налево. В беседке неподалеку сидела компания подвыпивших подростков, и при каждом взрыве хохота Лида всякий раз нервно хватала за локоть спутника. Несомненно, события последних дней напугали ее настолько, что в каждом хулигане она была склонна видеть инфицированного вирусом агрессивности.

Один за другим зажигались уличные фонари, и в их неверном мерцающем свете сквозило нечто зловещее. Пахло мокрыми тополями, хлесткий влажный ветер ударял в лицо терпкой горечью. Под ногами то и дело что-то шуршало, и эти звуки всякий раз заставляли девушку вздрагивать.

В глубине двора серело небольшое бетонное здание. Мефодий Николаевич уверенно шагнул к тускло освещенному подъезду. Слева от металлической двери темнела сделанная под трафарет надпись «ТЕПЛОУЗЕЛ».

– Нам сюда, – прокомментировал он, открывая дверь отмычкой.

– Зачем?

– Мы договорились, что ты не будешь задавать лишних вопросов, – Суровцев приоткрыл дверь и шагнул по ступенькам.

Лида почти смирилась со своим положением бессловесной ассистентки. Удерживая клетку с морскими свинками, она растерянно наблюдала, как Мефодий Николаевич возится с бренчащей связкой ключей. Нервы были взвинчены до предела – девушка вздрагивала при каждом резком звуке. Наконец, дверь с печальным скрипом отошла в сторону. В ноздри резко пахнуло теплым спертым воздухом. Лида аж зажмурилась от сложного букета миазмов, ударивших в лицо. Острая вонь хлорки и терпкий запах лежалой бумаги пронизала едкая аммиачная прослойка. Вниз вела истертая металлическая лестница с перилами из сварной арматуры. В темных углах зловеще поблескивала паутина. Неожиданно с улицы полоснул свет автомобильных фар, и по стенам в сером пыльном сумраке разметались огромные силуэты, словно атомные отпечатки на стенах Хиросимы. Мгновение они были неподвижны, а потом угрожающе увеличились в размерах и исчезли. Внизу, под лестницей, что-то угрожающе прошелестело и тут же стихло.

Лаборантка испуганно отступила назад, поставила клетку на пол. Почему-то некстати вспомнились страшные голубые глаза Rattus Pushtunus. Наверное, если бы девушка увидела их еще раз, то наверняка бы надолго лишилась чувств.

– Я… дальше не пойду, – невнятно пробормотала она, отступая назад.

– Почему? – не понял Суровцев.

– Зачем нам туда? – Лида со все возрастающим страхом прислушивалась к звукам с нижней площадки.

– Мы ведь договаривались… – укорил Мефодий Николаевич – Никаких вопросов. Иначе мы не сможем найти ответы на уже имеющиеся.

– А если они там уже расплодились? А если бросятся? – едва не плача, спросила лаборантка.

– Я ведь с тобой, – биолог успокоительно улыбнулся. – И потому иду первым. Если что – пусть лучше бросятся на меня.

Металлическая лестница вывела их на цокольный этаж, располагавшийся ниже уровня улицы метра на четыре. Суровцев пошарил ладонью по стене, щелкнул рубильником. Неяркий свет вспыхнул под потолком, обсыпая вошедших желтой пылью, словно серный дождь. Лида опасливо осмотрелась. Узкий и длинный пенал служебного помещения неуловимо напоминал камеру пыток: шершавые бетонные стены, переплетение разнокалиберных труб, металлические скобы в потолке. В конце помещения темнело жерло люка. Мефодий Николаевич приподнялся на цыпочки, заглядывая за длинную магистральную трубу.

– Что ты там хочешь найти? – не поняла лаборантка.