Всерьез сексологию начали изучать на рубеже XIX и XX веков. Среди множества тем, поднимавшихся тогдашними учеными, был и вопрос однополого влечения. Английский врач Хэвлок Эллис, наблюдая за гомосексуалами (надо отдать ему должное – найти их в те времена, когда однополый секс уголовно преследовался, было непросто), пришел к выводу, что во всем остальном, кроме сексуальных предпочтений, они очень похожи на «нормальных людей». Его современник, немецкий врач Магнус Хиршфельд, сам будучи геем, пошел еще дальше: он заявил, что гомосексуальное влечение – разновидность нормы. Он же стал основателем первой в истории правозащитной организации гомосексуалов. Хиршфельд был очень убедителен и добился удивительных успехов – благодаря его усилиям власти амнистировали около 2000 человек, попавших в тюрьму за однополый секс. В 1919 году доктор основал Институт сексуальных исследований, получивший большую известность; гостями Хиршфельда в нем были Сергей Эйзенштейн, поэт Уистен Оден, писатель Андре Жид и другие знаменитые современники.

Лидером второго поколения сексологов стал Альфред Кинси – тот самый, который придумал шкалу гомосексуальности. Это, к слову, не единственное его достижение. В одном из своих исследований он собрал более 12 000 личных интервью (!) о половой жизни мужчин и женщин. Удивительных находок оказалось много, и среди них – то, что больше трети мужчин хотя бы раз в жизни получали оргазм во время контакта с мужчинами. Впрочем, такие скандальные цифры могут объясняться несовершенством методологии.

Позднейшие исследования дополнили картину, например, оказалось, что вне зависимости от эпохи и страны, процент негетеросексуальных людей примерно одинаков (измеряют, как написано выше, различными способами, но везде он меньше 5 %). Влечение к своему полу по-разному проявляется у мужчин и женщин. Женщины куда чаще говорят о бисексуальности, чем о влечении исключительно к своему полу, в то время как с мужчинами все ровно наоборот. Для мужчин однополый секс в первую очередь обусловлен эротическими стимулами, в то время как для женщин это куда чаще продолжение близких эмоциональных отношений с другой женщиной[67]. Отношение к гомосексуальности определяется тем, что люди считают ее причиной. Те, кто не воспринимает однополый секс как что-то неправильное, чаще говорят о том, что сексуальная ориентация определяется не социальными факторами, а биологическими, например генетикой. Гомофобы, напротив, как правило, считают причиной гомосексуальности социальные факторы, такие как ранний опыт однополого секса или одобрение обществом негетеросексуальности. Ученые, разумеется, изучили обе эти гипотезы. Расскажем о них по очереди.

Ряд исследователей независимо друг от друга пришли к выводу, что монозиготные (или однояйцевые) близнецы оказываются гомосексуальны чаще, чем дизиготные. Раз братья и сестры с более схожим набором генов чаще имеют одну ориентацию, это уже само по себе говорит о наличии генетических факторов.

Изучая человеческий геном, ученые нашли несколько его участков, которые, предположительно, можно связать с гомосексуальной ориентацией у мужчин[68]. Эта фраза очень коварна: читая ее, легко подумать, что у геев какие-то конкретные гены отличаются. На самом же деле связь гомосексуальности и генетики очень похожа на связь генетики и, например, синдрома дефицита внимания: ученые определили, что есть ряд генов, которые в определенной конфигурации часто встречаются у людей с дефицитом внимания. Но есть около 30 % пациентов с этим диагнозом, у которых ничего подобного в генах нет. Таким образом, отрицать наличие связи нельзя, но нельзя и назвать ее однозначной и абсолютной. То же самое и с гомосексуальностью. В одном из недавних исследований в этой области ученые использовали алгоритм, который на основе информации из девяти разных участков генома мужчины с 70-процент-ной точностью может определить его ориентацию[69].

Гены, надо сказать, это еще не все. В ряде других работ говорится, например, о влиянии на ориентацию гормонального фона матери во время беременности (у женщин с более высоким уровнем тестостерона чаще появлялись на свет девочки, склонные в дальнейшем к однополым связям), метаболизма глюкозы в головном мозге, порядка появления мальчиков (с девочками такие наблюдения не проводились) на свет и явления гендерного нонконформизма (надо заметить, что нежелание соответствовать своей гендерной роли – это еще не трансгендерность)[70]. Дети, которые, очевидно, не хотят вписываться в свою гендерную роль, довольно часто, вырастая, испытывают влечение к людям своего пола.

Казалось бы, последний аргумент может быть и социальным – нужно всего лишь уговорить девочку, которая хочет играть в трансформеров и стрелять в «Квазаре», полюбить Барби, и она точно не вырастет лесбиянкой (нет, мы не считаем, что это что-то плохое, но увы, пока не все родители с нами согласятся). Однако подвох в том, что так это не работает. Мальчики, не по своему желанию, а по каким-то независящим от них причинам хирургически и социально «превращенные» в девочек, с возрастом начинали испытывать сексуальное влечение к женщинам. Таким образом, на основе ряда исследований ученые пришли к выводу, что социальное влияние, будь то воспитание, совращение ровесниками или пример гомосексуальных родителей, не влияет на ориентацию детей. Нет никаких научных свидетельств того, что в обществах, толерантных к ЛГБТ, число людей, предпочитающих однополый секс, растет. А впечатление, будто в современном мире вдруг стало очень много представителей секс-меньшинств, возникает у обывателей потому, что люди начинают открыто говорить о своих предпочтениях, а не потому, что людей с такими предпочтениями становится больше.

В данный момент ученые фокусируются почти исключительно на людях, которые открыто заявляют о своих предпочтениях и партнеров выбирают соответственно. Но ориентация не просто галочка в анкете. Это совокупность сексуального поведения, осознания собственной сексуальной идентичности, психологического и физиологического влечения. Замужняя женщина, постоянно платонически влюбляющаяся в других женщин, мужчина, посещающий гей-бани раз в месяц, а в остальное время ищущий партнершу для стабильных отношений, религиозная женщина, пытающаяся не думать о сексе с женщинами, мужчина, живущий в полигамном браке с двумя женщинами и еще одним мужчиной, – все эти и многие другие люди способны расширить представления ученых о том, как формируется ориентация, почему кто-то хочет исключительно людей определенного пола, а для кого-то при выборе партнера пол вообще не важен, почему мы можем влюбляться в людей одного пола, а хотеть – другого. Таких, пока не имеющих ответа вопросов, наберется еще много. И чем полнее мы сможем исследовать их, тем лучше сумеем понять самих себя и людей вокруг нас.