— Если Ступачевская все время оглядывалась, почему же она вас не заметила? Выходит, вы принимали меры для этого?

— Вначале мне помогало большое расстояние между нами, а затем я старался не попадаться ей на глаза.

— Эту ночь где вы провели?

— В своей комнате. Спал как убитый.

— Свидетелей этому нет?

— Не женат, поэтому нет.

Следователь переключил свое внимание на Арсения:

— А вы, господин Бессмертный, как там оказались?

Арсений рассказал о мальчишке из поместья Ступачевских, о дубе, служившем тайным почтовым ящиком, о неожиданной встрече с художником и своих догадках и пояснил:

— В тот день я сделал предложение Анне, и она дала мне надежду на положительный ответ.

— Наверное, для вас было страшным ударом узнать, что Ступачевская тайно встречается с Акуловым и у них любовный роман?

— Мне было это крайне неприятно.

— И вы ничего не предприняли для того, чтобы помешать их тайному ночному свиданию? Никуда не выходили ночью?

— Я хотел это сделать, но в тот вечер переусердствовал со спиртным. Меня отвели в комнату и закрыли на ключ. Все, кто присутствовал на ужине, могут подтвердить это. Утром меня разбудил господин Войтенко, и от него я узнал об этом чудовищном преступлении.

Следователь обратился к приставу:

— Скажите, господин пристав, вы давно живете и работаете в этой местности? Раньше случалось нечто подобное?

— Я родом из этих мест и сейчас живу здесь, на моей памяти ничего подобного не происходило. Как узнал об убийстве, сразу подумал, что это дело рук пришлых. Так и оказалось — подозреваемый в убийстве, господин Акулов, художник из Петербурга, гость господина Тарновского. Акулов уже имел приводы в полицию по политическим мотивам.

— Слишком складно получается,  — недоверчиво произнес следователь.  — Господа, вы пока свободны, и к вам просьба: пока идет следствие, не покидать поместье. Позже вам надо будет подойти к моему помощнику и подписать протокол допроса, уж не сочтите за труд!

Письмоводитель, который все это время писал, как заведенный, поднял голову и кивнул им.

После допроса следователя Арсений и Артем отправились к месту, где было найдено тело Анны.

Арсений удивлялся себе: Анны больше нет, а он спокоен, не бьется головой об стенку, не рвет на себе волосы. Очевидно, он пребывал в оцепенении и до сих пор не осознавал, что произошло непоправимое. «Да что это со мной?»

Место убийства Ани было оцеплено, туда никого не допускали, но множество народу окружило его живой стеной. Арсению и Артему оставалось лишь наблюдать за происходящим, стоя в стороне. Они поделились друг с другом тем, что им казалось странным. Было непонятно, почему Анна оказалась под арочным мостиком, ведь дорога, по которой она шла, проходила более чем в пятидесяти метрах от него?

Выходит, злодей напал на нее и затащил сюда силой? Или она доверилась ему и пошла по своей воле? Александру она, несомненно, доверяла, да и шаль Ани у него нашли. Что им руководило — стремление удовлетворить животную похоть? Гнев из-за того, что она дала надежду Арсению? А может, они поссорились и он разозлился на Анну?

Побродив еще часок, продолжая беседовать, Арсений и Артем отправились в обратный путь. Приказав лакею принести водки в комнату Лисицына, где им никто не мог помешать, они напились там почти до бесчувственного состояния и на ужин в столовую не вышли.

В голове Арсения мелькали фантасмагорические картинки, то возникая, то исчезая, внезапно становясь вполне реалистичными. Ему представлялось, что он бредет глухой ночью через лес, ступая по земле босыми ногами. Вдруг в голове явственно прозвучало: «Анна мертва! Ее больше нет!» — и он очнулся.

За окном было темно, он не мог понять, это поздний вечер, ночь или раннее утро? Взглянув в окно, он увидел заглядывающий в комнату полный диск луны со зловещей, как ему показалось, ухмылкой. Ему вспомнились строчки стихотворения Константина Бальмонта:

Аня не была «холодна и бледна» — она была яркая, полная энергии, и если ее сравнивать c небесным светилом, то только с солнцем — утренним, ласковым. Смерть к ней нагрянула при свете луны, светила печали. Ему вспомнились слова Анны: «Первая ночь полнолуния, будет светло, так что не заблужусь. Волков тут нет, да и о лихих людях не слышно», и его проняла дрожь. «Относительно лихих людей Аня ошиблась…» Глянул на карманные часы-луковицу — было десять часов. «Выходит, только вечер».

Арсений оделся и, покинув комнату, вышел через боковую дверь флигеля наружу. Дневная жара отступила, но на открытом пространстве из-за безветрия было чудовищно душно. Стояла полная тишина. Не было слышно даже привычного стрекота сверчков. Он вышел на центральную аллею, ведущую к дворцовой церкви — Георгиевской. Тут, под сенью огромных дубов, было легче дышать. Вдруг он услышал цокот копыт. «Кого это ночью несет нелегкая?» — подумал он.

Из-за домика управляющего внезапно вынырнула черная карета, запряженная четверкой лошадей, она выехала на аллею и двигалась прямо на него. Столь неожиданное появление зловещего черного экипажа испугало его, он ощутил странную слабость в ногах. Ему вспомнилась легенда о черниговском полковнике-упыре Дунине-Борковском, разъезжающем ночами в призрачном черном экипаже, управляемом чертями.

Карета приближалась, и хотя ее ход не был стремительным, Арсений, объятый ужасом, совсем лишился сил, остолбенел посреди аллеи, беспомощно наблюдая за тем, как на него надвигается смерть.

«Это черти из преисподней приехали по мою душу!» — мелькнула мысль. Черный экипаж неотвратимо приближался. Арсений стал про себя читать молитву, прощаясь с жизнью.

Метрах в двух от него лошади, фыркнув, встали. Послышался бас невидимого кучера:

— Тпру-у! Что это вы, господин хороший, надумали? Не объехать вас, стоите посредине, словно столб!

Арсений облегченно вздохнул, удивившись, что так испугался непонятно почему.

— Не заблудились ли вы? — спросил он. — За аллеей лишь церковь, а дальше — поле.

— В церковь нам и надобно. Покойницу везем, завтра будут ее отпевать, всю ночь Псалтырь будут читать.

Сердце у Арсения сжалось. «Это катафалк и в нем — Аня!» Ближайшая к Власовке церковь находилась в Парафиевке, однако отец Анны, видно, решил, что более торжественно дочь отпоют в церкви усадьбы, и без затруднения получил на то разрешение Василия Тарновского.