“Нам…”, медленно, но до меня начинает доходить, что пытается сказать Эдуард.

— Поэтому я принял решение, которое будет лучшим для нас. Кто-то должен быть здесь с вами, чтобы вы не жили сами по себе. И так один во всю мается дурью, каждый день нарываясь на срок, если хоть один прогадает, что творится в этой его забегаловке, так вторая и вовсе решила стать отшельником, прячась в этом доме от мира, без друзей и подруг! Ещё теперь и приходишь домой с рассечённой бровью и нагло врёшь, думая, что я поверю эти смешные оправдания?

Ох, а вот теперь он кричит, по-настоящему выходя из себя.

— И где теперь мой сын, который, зная, что потеряет карьеру боксёра, всё равно не побоялся вступиться за сестру? А сейчас даже не может мало того, что доглядеть, так банально отвести к врачу, чтобы провести все обследования и исключить сотрясение!

Тут уже я не выдерживаю и смотрю на Егора, как по какой-то команде наши взгляды одновременно достигают друг друга. В его глазах темнота и что-то ещё, что отказываюсь принимать. Нет, он не жалеет меня. Он на это не способен. Это что-то другое, совсем другое — как будто на одну секунду он забывает, что я объект его ненависти. Смотрит по-другому. Так, как прежде. Но потом секунда проходит, Егор моргает, и вот передо мной снова он — одновременно безразличный и чертовски холодный Кай.

— И это всё, каким-то образом произошло при Марине, так что с меня достаточно: я принял решение попробовать всё это изменить, и моя невеста, наконец, готова с вами познакомиться. Вам обоим нужна женщина, готовая за вас отвечать.

«За вас отвечать».

Вот, когда мне окончательно становится понятно, почему охрана меня ещё не выставила из этого дома. Медленно отвожу взгляд от Егора, переводя его на отчима. Он поумерил пыл. Высказался и разом остыл, словно только что не орал на нас, обвиняя в том, какие мы плохие брат и сестра.

Знал бы, Кайманов, насколько мы отвратительные брат и сестра. Те, что спят вместе, а на утро делают вид, что этого никогда не было.

И эту игру он предлагает продолжать.

— То есть, вы избавляетесь только от мамы, а меня решаете оставить? — это даже и не вопрос, так, чтобы уж наверняка осознать, правильно ли всё понимаю.

Кайманов хмурится, словно крайне удивлён моим вопросом.

— Само собой полагающееся, ты — Кайманова, Эвелина. Как ты могла подумать о ином? Я принял тебя, как родную, и ни разу даже не задумался, что это в действительности не так. И что значит избавляюсь… — тут всё же мужчину что-то пробирает. Негодование и раздражение, он явно не был готов к настолько эмоциональному разговору, учитывая, что родной сын молчит, как ни в чём не бывало. Очевидно, от меня он ожидал того же. — Я не от кого не избавляюсь, а просто даю нашей семье шанс.

Не выдерживаю и усмехаюсь, качая головой. Господи, как же у него всё просто. Взять и заменить мать. Интересно, нас он также брал в семью? Мать и сестру для сына, чтобы не жилось тому одиноко и скучно. Ооо, Егор то уж точно не скучал. И пусть меня даже родная мать всегда считала вещью, но чтобы вот так…

Теперь я смеюсь в голос. Громко так и заливисто, что даже Егор обращает на меня внимание. Смотрит очень внимательно, как всегда оценивающе, будто хочет знать каждую мою мысль. А мне впервые почему-то хочется показать ему средний палец. И даже не знаю, с каким именно посылом: то ли злорадно, что от меня не так-то просто избавиться, то ли, чтобы это он избавил меня на сегодня от своих грёбанных взглядов. Дышать и так тяжело, так ещё и он отбирает последние крупицы воздуха, после чего даже смех звучит безумно и каркающе.

Он прерывается также быстро, как начинается. В один момент просто наступает слишком давящая тишина. Мы все сидим, глядя, куда попало, а я между тем начинаю наконец переваривать все сказанные слова.

Всё даже хуже, чем если бы он нас выставил обеих на улицу.

Вот только правила значительно меняются, а точнее, они давно были такими, просто это я только сейчас понимаю, что выхода на самом деле у меня никогда и не было.

“Ты — Кайманова, Эвелина», — повторяясь, звучит в мыслях, как удар молотка.

Найти нам с Егором мать, которая будет за нами приглядывать.

Это невероятно абсурдно.

Я резко встаю, внезапно в помещении становится как-то слишком мало воздуха.

— Лина, — настойчиво зовёт отчим.

Вероятно, это намёк на то, что мы ещё не договорили.

Но у меня не просто нет сил. Земля под ногами как-то стремительно начала трескаться, вместе с планами на свою жизнь, и мне надо срочно всё переварить.

Я даже не смотрю в его сторону, просто в одну точку перед глазами, катастрофически выбитая из равновесия.

— Я пойду, — бубню куда-то в воздух и сразу же начинаю выходить, по-прежнему растерянная и ошарашенная.

Слышу за спиной шумный вздох, подсказывающий, что у Эдуарда не так много терпения, однако это всё настолько не важно сейчас, что даже если он меня повторно и зовёт, я просто этого не слышу.

Глава 9. Лина

Двигаюсь на автомате. У меня одно безопасное место в этом доме. Но уже на первых лесенках понимаю, что это не так. Застываю на полушаге, а взгляд, как назло, упирается в дверь маминой комнаты.

Хватай её и беги.

Беги так далеко, чтобы никто никогда не нашёл.

Все мои инстинкты вопят, что именно так и надо поступить, но разум категорически не согласен с этой импульсивной затеей. Мама больна, а у меня нет ни места, куда могла бы её привезти, ни средств, чтобы обеспечить ей должный уход. Уйти одной, тоже не могу. Если Кайманов женится, что он тогда сделает с мамой? Запихнёт в психушку, под лживым названием “Спасение”, как и мать Егора? Нет, спасибо, первую жену Эдуарда залечили так, что она предпочла убить себя, нежели провести там остаток жизни.

Потираю лицо ладонями, мне нужен воздух. Воздух и здравый рассудок.

Оглядываюсь назад, прислушиваясь к разговорам: Каймановы о чём-то говорят. Уж не знаю, как Егор отнесётся к выходке отца, но судя по той интонации голоса, который слышу урывками, ему идея о “новой маме” кажется смехотворной. А Эдуард, по-видимому, до сих