– Ага, а ему, значит, разрешили? Скажите, Кривошеин не ревновал вас к Кравцу?

– Возможно, ревновал… только я не понимаю, какое вам до этого дело? – Женщина взглянула на следователя с яростной неприязнью. – Какие-то намеки! Что случилось, можете вы мне объяснить?!

– Спокойно, гражданка!

«Может, объяснить ей, в чем дело? Стоит ли? Причастна ли она? Конечно, красивая, можно увлечься, но… не та среда для серьезных сексуальных преступлений – ученые. Статистические сведения не в их пользу. Ученый из-за женщины голову не потеряет… Но Кравец…»

Размышления Онисимова прервал телефонный звонок. Он поднял трубку.

– Онисимов слушает.

– Вышли на подследственного, товарищ капитан, – сообщил оперативник. – Хотите присутствовать?

– Конечно!

– Ждем вас у аэровокзала, машина 57–28 ДНА.

– Понятно! – Следователь встал, весело поглядел на Коломиец. – Договорим с вами в другой раз, Елена Ивановна. Давайте я вам отмечу повестку, не расстраивайтесь, не обижайтесь, у всех нервы – и у меня, и у вас…

– Но что произошло?

– Разбираемся. Пока ничего сказать не могу. Всего доброго!

Онисимов проводил женщину, достал из ящика стола пистолет, запер комнату и почти бегом помчался во внутренний двор горотдела к оперативной машине.

Белоснежный «Ил» подрулил к перрону аэровокзала точно в 13:00. К борту самолета подкатил голубой вздыбленный автотрап. Полный, невысокого роста мужчина в узких зеленых брюках и пестрой рубашке навыпуск первым сбежал вниз и, помахивая расписной туристской котомкой, зашагал по бетонным шестигранным плитам к ограде. Он живо вертел головой, выискивая кого-то в толпе встречающих, нашел – бросился навстречу.

– Ну, здоров! Что за спешка в отпускной период, что за «вылетай немедленно»?! Покажись-ка! О, да ты похорошел, даже постройнел, ей-ей! Что значит: год не видеть человека – и лик твой мне кажется благообразным и даже на челюсть могу смотреть без раздражения…

– И ты, я гляжу, раздобрел там на аспирантских харчах. – Встречающий окинул его критическим взглядом. – Соцнакоплениями обзавелся?

– Э, брат, это не просто накопления – это информационно-вещественный резерв. Я тебе потом расскажу, даже продемонстрирую. Это, Валек, полный переворот… Но сначала давай ты: зачем вызвал раньше срока? Нет, постой! – Пассажир самолета вытащил из кармана блокнот, а из него – несколько красных ассигнаций. – Получи должок.

– Какой должок? – Встречающий отстранил деньги.

– Ради бога, только без этого! – Пассажир протестующе поднял руку. – Видели, знаем, заранее умилены: этакий рассеянный ученый, который не снисходит до запоминания всякой там прозы… Не надо. Уж я твою натуру знаю: ты не забываешь долги даже величиной с полтинник. Держи деньги, не пижонь!

– Да нет, – мягко улыбнулся встречающий, – мне ты ничего не должен. Понимаешь… – Он запнулся под внимательным взглядом, который на него устремил пассажир.

– Что за черт! – озадаченно произнес тот. – Ты никак стал красить волосы, лжешатен? А рубец? Рубец над правой бровью – где он? – Его голос вдруг сел до шепота: – Парень… да ты кто?!

Тем временем толпа прилетевших московским самолетом и встречавших рассосалась. Пять человек, которые никого не встретили и никуда не торопились, побросали сигареты и быстро окружили собеседников.

– Только тихо! – произнес Онисимов, вклиниваясь между «лаборантом» и глядевшим на него во все глаза пассажиром; в руке тот сжимал деньги. – При попытке сопротивления будем стрелять.

– Ого! – Ошеломленный пассажир отступил на шаг, но его плотно взяли под локти.

– Не «ого», а милиция, гражданин… Кривошеин, если не ошибаюсь? – Следователь улыбнулся с максимальной приятностью. – Вас нам тоже придется задержать. Разведите их по машинам!

…Виктор Кравец, устраиваясь на заднем сиденье «Волги» между Онисимовым и милиционером Гаевым, улыбался устало и спокойно.

– Между прочим, я бы на вашем месте не улыбался, – заметил Матвей Аполлонович. – За такие шутки срок набавляют.

– Э, что срок! – Кравец беспечно махнул рукой. – Главное – я, кажется, сделал верный ход.

– Вот не думал, что мое возвращение начнется с детективного эпизода! – проговорил пассажир самолета, когда его ввели в комнату следователя. – Что ж, раз в жизни это должно быть интересно.

Он, не дожидаясь приглашения, сел на стул, огляделся. Онисимов молча сел напротив; в нем сейчас боролись противоречивые чувства: ликование («Вот это операция, вот это удача! Взяли сразу двоих – да похоже, что на горячем!») и озадаченность. До сих пор следствие строилось на том факте, что в лаборатории погиб или умерщвлен Кривошеин. Но… Матвей Аполлонович придирчиво всмотрелся в задержанного: покатый лоб с залысинами, выступающие надбровные дуги, красно-синий рубец над правой бровью, веснушчатое лицо с полными щеками, толстый нос вздернут седелкой, коротко остриженные рыжеватые волосы – сомнений нет, перед ним сидел Кривошеин! «Вот так я дал маху… Кого же они там прикончили? Ну, теперь уж я выясню все до конца!»

– А это что – намек? – Кривошеин показал на зарешеченные окна. – Чтоб чистосердечней сознавались, да?

– Нет, оптовая база была раньше. – Следователь вспомнил, что с такой же реплики начал на вчерашнем допросе «лаборант», усмехнулся забавному совпадению. – От нее остались… Ну, как самочувствие, Валентин Васильевич?

– Благодарю… простите, не знаю вашего имени-отчества, не жалуюсь. А у вас?

– Взаимно, – кивнул следователь. – Хотя мое самочувствие прямого отношения к делу не имеет.

Они улыбались друг другу широко и напряженно, как боксеры перед мордобоем.

– А мое, стало быть, имеет? А я подумал, что у вас это принято: осведомляться о самочувствии пассажиров, которых вы ни за что ни про что хватаете в аэропорту. Так какое же отношение к вашему делу имеет мое состояние здоровья?

– Мы не хватаем, гражданин Кривошеин, а задерживаем, – жестко поправил Онисимов. – И ваше здоровье меня интересует вполне законно, поскольку я имею заключение врача, а также показания свидетелей о том, что вы – труп.

– Я – труп?! – Кривошеин с некоторой игривостью оглядел себя. – Ну, если у вас такие показания, тащите меня в секционный зал… – Внезапно до него что-то дошло, улыбка увяла. Он поглядел на Онисимова хмуро и встревоженно. – Послушайте, товарищ следователь, если вы шутите, то довольно скверно! Что за труп?!

– Помилуйте, какие шутки! – Онисимов широко развел руками. – Позавчера ваш труп был найден в лаборатории, сам видел… то есть не ваш, конечно, поскольку вы в добром здравии, а очень похожего на вас человека. Его все опознали как ваш.

– Ах, черт! – Кривошеин сгорбился, потер щеки ладонями. – Вы можете мне показать этот труп?

– Ну… вы же знаете, что нет, Валентин Васильевич. Он ведь превратился в скелет. Озорство это, нехорошо… Можно очень дурно истолковать.