Правда, я умница?

Но на самом деле я села писать из-за Вавилона. Помнишь, я сказала, что знаю, где произойдет следующий несчастный случай? Так вот – на военных заводах Альянса в Армседже.

Чтоб ты знал, куда мы летим. На всякий случай. Слова, слова, слова… И какой мозг способен говорить так, как говорят на этом языке? И зачем он так говорит? До сих пор трясусь, как школьница на олимпиаде по английскому, но настроение бодрое. Взвод прибыл час назад. Лентяи, шалопаи – одним словом, замечательные ребята. Через пару минут встречаюсь с Капралом (толстяк с черными глазами, волосами и бородой; двигается медленно, зато соображает быстро). Знаешь, Моки, когда я подбирала экипаж, мой главный критерий был не профессионализм (они все профессионалы), а чтобы с ними можно было поговорить.

С этими – можно.

Твоя Ридра

Светает, но теней нет. Стоя на аэроглайдере, генерал разглядывал черный корабль, светлеющее небо. Подлетев, сошел с двухфутового летающего блюдца, забрался в лифт и поднялся на сто футов к шлюзу. В капитанской каюте ее не было. Толстый бородач отправил его по коридору в грузовой шлюз. Генерал забрался по лестнице и остановился перевести дыхание.

Она спустила ноги со стены, села на стуле ровно и улыбнулась:

– Генерал Форестер! Что-то мне подсказывало, что мы с вами еще увидимся.

Она сложила лист бумаги для донесений и запечатала край.

– Хотел с вами поговорить… – тут ему снова пришлось перевести дух, – пока вы не улетели.

– Я тоже надеялась с вами встретиться.

– Вы сказали, если я дам добро на экспедицию, вы мне сообщите, куда…

– Я еще вчера вечером отправила рапорт, довольно подробный, и он либо лежит у вас на столе в Штаб-квартире, либо там появится в течение часа.

– Вот как.

Она улыбнулась:

– Вам скоро придется идти. Вылетаем через несколько минут.

– Да. На самом деле я сам уезжаю, так что с утра на аэродроме. Ваш рапорт мне пару минут назад вкратце пересказали по звездофону, и я только хотел сказать…

Но ничего не сказал.

– Как-то раз я написала стихотворение. Называется «Наставления тому, кто полюбил поэта».

Генерал чуть опустил нижнюю челюсть, не размыкая губ.

– Начиналось как-то так: «О юноша, она твой выгрызет язык. О женщина, он руки твои свяжет…» Будет желание – почитайте, как там дальше, во второй книге. Да уж, с поэтами так: если не готов терять их по семь раз на дню, будет одно сплошное разочарование.

Искренне и просто он сказал:

– Вы знали, что я…

– Знала и знаю. И я рада.

Сбитое дыхание вернулось в нормальный ритм, и с лицом генерала произошло нечто странное – он улыбнулся.

– Знаете, мисс Вон, когда я был рядовым, мы в казарме все время болтали о девушках. Постоянно. И кто-нибудь иногда говорил: «Она была такая красивая – даже могла не давать, просто пообещать».

Напряжение в спине вдруг исчезло, и, хотя плечи его на полдюйма опустились, со стороны показалось, будто генерал стал на два дюйма шире в плечах.

– Вот что я чувствовал.

– Спасибо, что сказали. Вы мне нравитесь, генерал. И обещаю: когда мы в следующий раз увидимся, вы мне не разонравитесь.

– Спасибо. Просто спасибо вам… за то, что знаете и что обещаете. – Он помолчал и добавил: – Мне пора, да?

– Скоро пуск.

– Если хотите, отправлю ваше письмо.

– Спасибо.

Она передала ему конверт, он взял ее ладонь и на долю секунды задержал в своей руке. Потом повернулся и вышел. Через несколько минут Ридра увидела, как аэроглайдер заскользил над бетоном. Его обращенная к востоку сторона ярко вспыхнула в первых лучах восходящего солнца.

На рабочем экране бежали строки заново сделанной транскрипции. Рядом с компьютерной панелью лежали четыре листа с толкованиями слов, которые она вычислила, и тетрадь, исписанная заметками о грамматике. Закусив нижнюю губу, она просмотрела таблицу частотности зажатых дифтонгов. На стене висел большой лист с тремя графами: «Возможная фонематическая структура», «Вероятная фонетическая структура» и «Неоднозначные семиотические, семантические и синтаксические явления». В последней колонке были собраны задачки, которые еще предстояло решить. По мере обнаружения ответов содержимое третьей графы перемещалось в первые две в качестве установленных закономерностей.

– Капитан!

Она развернулась в круглом кресле.

Зацепившись коленками, из входного люка свешивался Дьявало.

– Чего?

– Что прикажете на ужин?

Миниатюрному коку-альбиносу было семнадцать. Из-под спутанных белых волос торчали два косметохирургических рога. Он почесывал ухо кончиком хвоста.

Ридра пожала плечами:

– Все равно. Спроси у ребят из взвода.

– Да они что угодно слопают! Хоть жидкие органические отходы. Воображения – ноль. Может быть, жареного фазана под соусом демиглас или куропатку?

– Потянуло на дичь?

– Ну… – Он перестал держаться одним коленом и пнул стену, закачавшись вперед-назад. – Хочется чего-то птичьего.

– Если никто не возражает, давай тогда курицу в вине и картошку, запеченную с томатами «бычье сердце».

– Вот это дело!

– А на десерт, может, слоеные пирожные с клубникой?

Дьявало щелкнул пальцами и рванулся в люк. Ридра хмыкнула и снова повернулась к экрану.

– Курицу – в рислинге. К столу – майский пунш.

И мордочка с розовыми глазами исчезла.

Ридра только-только наткнулась на третий возможный случай синкопы, как кресло просело, а тетрадь бухнула в потолок. За ней последовала бы и сама Ридра, если бы не вцепилась в стол. Плечи от резкого толчка пронзила боль. Оболочка кресла порвалась, и по каюте разлетелся силикон.

Ридра обернулась: через люк ввалился Дьявало, попытался уцепиться за прозрачную стену и с треском приложился бедром.

Удар.

Она поскользнулась на влажной оболочке сдувшегося кресла. На экране интеркома заплясало лицо Капрала.

– Капитан!

– Какого черта!.. – рявкнула она.

Замигал датчик машинного отделения. Корабль опять дернулся в судороге.

– Дышать есть чем?