Нина Васильевна причитала, поминая энтузиазм народных масс и заботу Партии и Правительства. Не то что теперь.

Вдруг она просветлела лицом:

– У меня же ж ключи есть от квартиры! От Теминой-то! Пойдем – посмотрим, все ли там в порядке.

– А от почтового ящика ключи есть? – насторожилась я.

– И от почтового. Но я туда давно не заглядываю. Тема автоматом платит за квартиру, с карточки.

Первым делом мы спустились к почтовым ящикам. Так и есть – куча извещений из суда.

Нина Васильевна помрачнела.

– Старая дура, – сказала, – пойдем квартиру смотреть.

Мы поднялись. Нина Васильевна открыла дверь.

Квартира была тиха, но не производила впечатления заброшенного жилища.

– Вы здесь бываете? – спросила я.

– Да нет, зачем мне? Воду Тема попросил отключить на всякий случай. Тогда и заходила – года два назад.

Славик прошел на кухню. Позвал.

На столе стояли две чашки с недопитым чаем.

Мы со Славиком вопросительно уставились на Нину Васильевну.

– Не помню, – сказала она растерянно.

Но было понятно: в квартире кто-то распивал чаи не три года назад – гораздо позже. За три-то года чай испарился бы из чашек, повинуясь сезонной жаре и центральному отоплению.

Не знаю, сколько времени мы рассматривали жидкость в чашках. И было ли это криминалом? Но когда в квартиру кто-то вошел – мы, переглянувшись испуганно, однозначно почувствовали себя застигнутыми врасплох на месте преступления.

А уж когда увидели форму полицейского – ноги подкосились. Думаю, у всех. За полицейским маячил человек в штатском.

– Та-а-ак, – сказал полицейский, – предъявляем документики, граждане. Почему мы находимся в чужой квартире?

Повисла тишина. Напряженная, как политическая обстановка на Ближнем Востоке.

– Почему в чужой? – первой нашлась Нина Васильевна. – Не чужая она мне, квартира. У меня от нее ключи. Хозяином доверенные.

– Да, – радостно поддакнула я. – Представьтесь, пожалуйста. По уставу, как положено.

– Удостоверение покажите, – мрачно сказал Славик.

Все-таки лучшая оборона – это всегда нападение. Но тут главное – не пережать.

Гражданин в штатском буравил нас своими близко посаженными глазками. Наклонившись к уху полицейского, прошептал:

– Говорю же – подозрительные личности ходят.

Полицейский показал нам свое удостоверение. Ну как показал – помахал издалека, в руки не дал.

– У меня только права с собой, – пролепетала я.

Но Славик не собирался сдаваться:

– А вы кто? – строго спросил того, кто был в гражданском.

– Сосед.

– Какой такой сосед?! – взвилась Нина Васильевна. – Я тут сто лет живу, всех знаю. Из какой квартиры?

– Не играет значение, – пророкотал полицейский, – документы предъявляем. Вы находитесь в чужой квартире группой лиц. А это уже статья за незаконное проникновение в чужое жилище.

Вот только статьи нам и не хватало – до полного счастья.

Я решила не усугублять. И подобострастно заглянула в глаза стражу порядка:

– Мы сейчас все вам объясним…

Я уже открыла было рот врать про помощника адвоката, но вовремя опомнилась. Лапшу на уши стражам порядка лучше не вешать – чревато.

И тут окончательно пришел в себя и воспрял Славик. Все-таки хорошо, что я его с собой взяла. При мужике как-то надежнее.

– Мы-то тут на законных основаниях находимся, нам ключи от квартиры доверены, – въедливо заговорил Славик, – а вот вы сюда по какому такому поводу явились? А? – и подозрительным взглядом посмотрел на полицейского.

– Мне сигнализировали! – сообщил полицейский.

Но голос его не был тверд.

– А какое ваше отделение полиции? – продолжал допытываться Славик.

– Сорок пятое, – доложил полицейский.

– Какого муниципального округа? – прищурился Славик.

Полицейский замялся всего на секунды. Но этого было достаточно. Мы со Славиком переглянулись.

– Вопросы здесь буду задавать я! – рявкнул полицейский.

Но было уже поздно. Нина Васильевна подошла вплотную к соседу:

– Так из какой вы квартиры будете? Вы что ли сигнализировали?

Атмосфера накалялась. Этого нельзя было допустить. Никогда не понимала этой страстишки, часто описываемой в детективах: говорить в глаза убийце, что он разоблачен. Зачем загонять человека в угол и ставить в безвыходное положение? Это совершенно лишнее. В данном случае.

– Надеюсь, недоразумение исчерпано? – мягко спросила я. – Мы по-соседски зашли, проверить – не течет ли где-нибудь вода. Сейчас закроем квартиру и уйдем.

– А то, знаете, – полицейский явно обрадовался моему маневру, – участились случаи взлома квартир…

– Да, да, мы понимаем…

И только «сосед» недовольно сопел. Из чего я сделала вывод, что что-то пошло не так, как задумывалось.

Когда мы покидали квартиру, я многозначительно посмотрела на Славика. Он кивнул.

Я долго успокаивала Нину Васильевну. Даже валокордина пришлось накапать. Наконец мне удалось ее убедить: теперь недвижимость Тимофея в безопасности. Правда, еще предстояло ему дозвониться и сообщить об этом. Но – казалось – это уже детали.

Славик позвонил мне через три часа. Я все это время в полном опупении сидела в кафе недалеко от дома, где находилась квартира, в которой нас чуть было не пришила квартирная мафия. В том, что это была она, – я не сомневалась.

Все это время я пила вино – моя мечта напиться вечером осуществилась гораздо раньше и при отягчающих обстоятельствах. К тому же я все время дозванивалась Ирке по секретному телефону. По моим подсчетам, она должна была уже прийти в себя после операции. Но трубку никто не брал. И я волновалась еще и за Ирку. Хотя – что значит операция на морде по сравнению с прямым столкновением с мафией?! Сущая ерунда нестоящая.

Итак, за мной следят. Можно даже сказать, отслеживают. Вчера вот покопались в моей машине, сегодня застали в квартире, которую собираются присвоить. А ведь мы со Славиком плутали! Сбивали недругов со следа! Но все безуспешно. У мафии длинные руки. И они нас настигли!

Это еще хорошо, что я взяла «на дело» Славика! А то – как бы мы выглядели с Ниной Васильевной – две беззащитные женщины – в схватке с мафиозными приспешниками? То, что мафия задействовала полицейского, – меня нисколько не удивило. Это ее отличительное свойство – сращивание с коррумпированными слугами закона. Но зачем он пришел в квартиру Тимофея? Что хотел этим продемонстрировать? Напугать хотел? Просто напугать? Или здесь был еще какой-то хитроумный умысел?