– Толковый у тебя брат, – отметил муж-милиционер, доставая из корзины очередного сига.

– Слава Богу, братик мой единственный за ум взялся, жениться надумал! – плаксиво сказала Наталья, складывая письмо и пряча его в карман передника, а взамен доставая из него же платочек – утереть слезы. – Я уж боялась, что он и вовсе надумает в монастыре остаться…

– А чего ж плохого в монастыре? – резонно спросил муж.

– Так ведь то тюрьма, то монастырь – а жить когда?

– Тоже верно.

– Что ж мы ему ответим, Андрюша?

– Пиши, пусть приезжает с невестой. Нехай живут с нами…

– А хорошо бы вместе-то жить! – размечталась Наталья. – Коптильню бы большую отстроили, в город сигов да ряпушку возить стали, в рестораны сдавать! Ты милицию бросишь…

– Не брошу. Совмещать буду. Милиция, Наталья, это власть и сила! Вот братец твой явится – половина дома ведь его по закону, так?

– Так.

– Он в случае чего может раздела потребовать и свою половину продать. Так?

– Ой, а ведь верно! Продаст и пропьет…

– Не продаст и не пропьет. Приедет он – ему и жене прописка потребуется. Я им прописку получить помогу, но не даром, а за отказ от своей доли наследства. А рыпнется – я ему дело устрою и под милицейский надзор подведу. И будет он жить у меня под надзором, как у Христа за пазухой! В крепком ментовском кулаке у меня будет твой братец! – и мент потряс кулаком с зажатой в нем рыбиной.

– До чего же ты умный у меня, Андрюшенька! – ласково пропела Наталья. – Это ведь и для братика лучше – на старое не потянет!

– Все-то ты у меня просчитала, прямо не жена, а калькулятор в юбке!

– Не в юбке, а в джинсах! – и Наталья, отведя полу передника, достала из кармана джинсов маленький школьный калькулятор и продемонстрировала его мужу.

Оба засмеялись.

– Пиши брату ответ, не тяни! – уже серьезно сказал Андрей. – Напиши, что рады будем и ждем с невестой.

Монастырь готовится к празднованию Святой Троицы. В березовой роще, куда с утра отправились за зеленью трудники и послушники, кипела веселая работа: на большой поляне Владлен и бригадир трудников Андрусь косили траву, чтобы усыпать ею пол в храме, а остальные, люди в основном городские, косить не умеющие, собирали в мешки траву, рубили березки, вязали вязанки пахучих березовых веток.

Владлен сам вызвался косить, жаль ему было рубить молодые березки, хотя он и понимал – чего не сделаешь ради Бога! А вот траву он косил с удовольствием. Поначалу, правда, не очень шло, но когда он припомнил, как ходил с деревенскими мужиками на покос в сочные приладожские луга, руки и плечи тоже вспомнили… А травой собирались усыпать пол в храме, по старинной традиции.

Неожиданно на поляне появились две женщины с кошелками. Одна из них, молоденькая Анна, частая гостья обители, одета была, как и положено благочестивой паломнице и образцовой православной девушке, не то в мешковину, не то во власяницу. Зато другая вырядилась куда как более современно, хотя лет ей на вид было хорошо под семьдесят. Из-под короткой юбки у бойкой старушки торчали слаксы, сверху была надета футболка с Микки-Маусом на груди, а на голове был лихо наверчен пестрый шарф. Звали модную старушку, постоянно помогавшую на монастырской кухне, тоже вполне современно – баба Анжела (в крещении Ангелина).

– Бог в помощь, работнички! – весело прокричала баба Анжела. – Обед прибыл! Перекур!

– У нас не курят! – степенно ответил ей Андрусь. – А потрапезничать мы не против, если есть благословение.

– Отец архимандрит благословил, – скромно, не подымая глаз, ответила благочестивая паломница Анна.

– Да ладно вам чиниться, тоже мне монах с монахиней нашлись – благословения проверять! – смеясь, прикрикнула на них баба Анжела, расстилая на поляне большую скатерть в бело-синюю клетку. – Ясное дело – в монастыре все делается по благословению, ну, так и нечего фасонить. Мужики, обедать!

Мужики охотно прервали работу и стали рассаживаться прямо на траву вокруг скатерти.

– Читай, Андрусь, молитву, ты ж у нас чтец! – распорядилась баба Анжела.

– Меня еще не посвятили.

– Все равно читай, как старший по годам и по чину!

Андрусь прочел:

– Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения.

Все молча и чинно, но с аппетитом отменным, на березовом воздухе настоянном, принялись за трапезу. Тишина воцарилась на поляне, только ложки да кузнечики звенели. Ели долго и основательно.

– Ну что, Влад, скоро к невесте поедешь? – спросил Андрусь, кладя наконец ложку и вытирая миску корочкой хлеба.

– А вот как достроим колокольню, так и поеду!

– Думаешь, ждет она тебя?

– Ждет, наверное! Чего ей не ждать?

– Ну, мало ли… Теперь девушки сам знаешь какие. Если ждет, то чего ж не приедет тебя навестить? И писем не пишет…

– Так она ж не знает, что я в монастыре! – хохотнув, ответил Владлен.

– Что так?

– Да ну… Еще смеяться станет! Вот встретимся – я и расскажу ей, где был и как жил.

Анна поглядела на него долгим укоризненным взглядом: что ж ты, мол, такую девушку себе выбрал, которая может над благочестивыми вещами смеяться? Потом опомнилась и опустила глаза.

Баба Анжела тоже покачала головой, а потом, будто о чем-то вспомнив, ласково сказала бригадиру:

– А ты, Андрусь, пирожок вот возьми, с капустой – любимые твои…

– Все-то ты про всех знаешь, баба Анжела! – сказал Андрусь, непонятно то ли с одобрением, то ли наоборот, но пирожок взял.

– Ох, знаю… – так же непонятно ответила ему баба Анжела. – А ты не горюй, ты же знаешь – Господь все к лучшему устраивает! Давай, Нюрочка, посуду собирать…

* * *

Пока баба Анжела с товаркой собирали посуду, трудники улеглись отдыхать под березками. Только Владлен поднялся, задумчиво обрывая ромашку, и вдруг завел тихую задумчивую песню.

В рощице березовой,

где трава высокая,

там на зорьке розовой

стонет пташка одинокая.

Кличет ли она птенца,

просит ли прощения?

Нет у песенки конца,

нет и сердцу утешения.

Ты приди скорей, рассвет,

пташку в роще успокой!

Ты вернись ко мне, мой свет,

и верни душе моей покой!

Среди белых стволов берез Владлен видит фигуру своей красавицы Маши, в белом сарафане, с откуда-то вдруг взявшейся длинной русой косой. Идет Маша по поляне, на голове у нее венок из ромашек и колокольчиков, а рядом с нею, по макушку в цветах, идет девочка, тоже в веночке, с торчащей из-под него смешной короткой косичкой…