Федор, разумеется, согласился на приглашение. Тогда университет, предложивший ему сотрудничество, направил петицию в американское Министерство труда… Какое-то время пришлось ждать подтверждения из министерства. Наконец оно пришло.

Теперь Федор намеревался собрать все необходимые документы и подать их в посольство. Потом его должны будут официально вызвать туда на собеседование. Собеседование обещали не откладывать, и оно являлось последним звеном в эпопее Федора, получавшего рабочую визу в Америке. Визу так называемой категории «О» – для особо одаренных и талантливых личностей.

Вызов из посольства на собеседование (или его еще называют – интервью) являлся в случае Федора простой формальностью. Уж слишком ценным и перспективным специалистом он являлся. Скорее всего приглашенного просто спросят о цели визита в Америку и профессиональных планах. И только. Так что сейчас для Федора главное – собрать и правильно подготовить для сдачи все необходимые справки и документы.

Вот получит он этот вызов на собеседование – и поминай как звали их с Ташей…

Таша могла выехать в Америку с Федором как член семьи, правда, без права на работу там. Кстати, не забыть бы, что на последнюю субботу июля как раз и запланировано то самое событие, которое и сделает их, Ташу и Федора, официально родными людьми…

Но эти, по сути, последние дни в Москве, заполненные ожиданием, переговорами, сидением в присутственных местах, окончательно доконали Федора.

Он ненавидел здесь все и всех. Город, людей. Эту жару, которая стояла в Москве все последние дни… Хотя там, куда он собирался уезжать, тоже летом, говорят, жарища будь здоров.

…Неприятности стали сыпаться на Федора с раннего утра.

Накануне, перед поездкой в Дербенево, он не спал полночи, разбирал весь тот хлам, что скопился в квартире за последние годы (потом, возможно, некогда будет). А когда выносил утром мешки на помойку, споткнулся, приложился скулой о входную дверь в подъезде, словно кто-то неведомый решил подставить ему подножку…

Да и джинсы еще умудрился испачкать, завтракая, пролил на них томатный сок. Пришлось надеть первое, что попалось под руку… Лишь садясь в машину, Федор заметил, что летний костюм, который он нацепил на себя впопыхах, жутко мятый.

Потом, где-то на полпути к Дербенево, почти закончился бензин. На заправке сдачу Федору сознательно не дали. Пусть совсем небольшую сумму, но как же это мерзко, дело же не в деньгах, а в принципе… Чужое же. Чужое нельзя брать, нельзя, даже ни одной копейки, елки-палки, поймите вы, люди!

Потом лопнуло колесо на каком-то старом гвозде, и пришлось менять его на запасное… Проезжающие мимо фуры обдавали пылью, пока возился с «запаской» на обочине.

Мелочи все это, конечно, но, видимо, их накопилось за этот день столько, что прибыл Федор в Дербенево в самом плачевном состоянии – грязный, усталый, окончательно измятый, злой и с фингалом под глазом.

Ко всему прочему пришлось еще довольно долго стоять у своих ворот, сигналить, пытаясь привлечь внимание сторожа. Ключи от ворот и от дома Федор, оказывается, благополучно забыл в Москве. Ахмед появился позже, вынырнул откуда-то из-за угла, со старорежимной авоськой, в которой болтался батон хлеба. Оказывается, старик бегал в магазин…

Но отдыхать было некогда – завтра, возможно, уже прибудет риелтор, появятся покупатели. Опять же придется очередные бумажки оформлять… Поэтому, пока выдалось свободное время, Федор принялся обходить свои владения. С инспекцией, так сказать…

И сразу обнаружил на территории чужого человека. Какая-то девица преспокойно собирала вишню в его саду. И это несмотря на то, что Федор давал Ахмеду строжайшие указания – никого не пускать на участок, пусть хоть сто раз там ягоды пропадают! Если пустить посторонних в сад – от этого сада скоро ничего не останется…

Особа назвалась соседкой, какая-то там Марь Иванна. Федор никого из здешних соседей не помнил, да даже если бы и помнил эту девицу, то все равно устроил бы ей разнос.

Люди совсем обнаглели… Сломали забор, лезут прямо на участок, собирают тут ягоды…

ЧУЖОЕ НЕЛЬЗЯ БРАТЬ, НЕЛЬЗЯ!

Федор из принципа вытряхнул ягоды, которые успела насобирать эта Марь Иванна, из ведра и саму ее погнал прочь. Потом попросил Ахмеда починить забор.

Старик вроде бы согласился, а потом куда-то исчез.

Федор обошел сад (на что ушло довольно много времени), осмотрел дом. И к счастью, никаких других разрушений не заметил. На первый взгляд все нормально. Настроение у Федора немного улучшилось. Надо бы поблагодарить сторожа…

– Ахмед!

– Да! – Старик появился так же внезапно, как и пропал – вышел из сада, с корзинкой наперевес.

– Я тебе хотел спасибо сказать… Ты что делаешь? А, ягоды собираешь… Да сколько угодно, бери-бери, все равно пропадают.

– Я не себе, – неожиданно заявил тот. – Я Маше.

– Кому?

– Маше, – нетерпеливо повторил старик.

– Что за Маша? – вполне благодушно отозвался Федор.

– Там живет, – Ахмед показал рукой направление. – Хорошая девушка. Я тут болел, она за мной смотрела. Уколы делала, кормила.

– Уколы? Она медсестра?

– Нет, она учительница. Только школу закрыли у нас, теперь Маша без работы. Мужа у нее нет, никого у нее нет. Это я ей сюда, в сад, разрешил ходить! – нахмурившись, с вызовом произнес старик и показал туда, где раньше была выломана доска из забора.

«Маша… Да это же он про ту самую Марь Иванну! – догадался Федор. – Заметил, что я доску на место приладил!» И как-то ему неловко стало. Получается, Ахмед разрешил Марь Иванне вишню здесь собирать, а он, Федор, прогнал девушку… Только почему она ничего не объяснила? Ну да, Федор никого не хотел видеть на своем участке, но, наверное, возможны вот такие исключения… Ради Ахмеда, разумеется. Он хороший сторож, нет смысла сейчас отчитывать его за какие-то мелкие благодеяния местным жителям.

В сущности, у них у всех здесь какие-то особые отношения, бартер своего рода… Без этого в деревне не выжить.

– Так что, не пускать сюда Машу? – сердито спросил старик.

– Пожалуй, для Маши можно сделать исключение, – снисходительно кивнул Федор.

От риелтора пришло сообщение, что сегодня она приехать не может, прибудет в ближайшие несколько дней. Настроение Федора опять ухудшилось. Он не собирался здесь задерживаться.

…Утром, непривычно рано, Федор проснулся и отправился на речку, пока еще жара не началась. Впереди, на тропинке в роще, увидел давешнюю соседку, эту самую Марь Иванну. Она тоже шла на речку – с полотенцем на плече, и еще какие-то две девчонки, лет двенадцати, топали с ней рядом, что-то оживленно рассказывали. «А, ну да, она же учительница… была. Наверное, ее ученицы. Школу, Ахмед говорит, закрыли. Интересно, а где теперь дербеневским детям учиться? Впрочем, какая разница… Мне здесь все равно не жить».