«Но тогда получается, и она была права? Когда решила забыть о своем брате? Она сбежала сюда, в Дербенево, из Москвы, а я собираюсь сбежать из России… Мы с этой девушкой – одинаковые, два сапога пара, просто у меня размах шире, что ли…»

Тем временем Мария, поговорив с соседкой, ушла, исчезла из виду.

Но Федор уже не мог не думать о ней. Как и тогда, возле реки, когда он три раза возвращался к ней, чтобы извиниться… но вместо этого ранил ее все сильнее и сильнее. Но и она, кстати, молчать не стала, тоже нагородила всякого. Оба хороши. Оба неприкаянные и бестолковые.

Соседка эта, Мария, почему-то раздражала Федора чрезвычайно. Но вместе с тем он почувствовал разочарование, когда она наконец исчезла из виду.

Пожалуй, внешность самая обычная у этой особы. Ну да, не старая, не кривая-косая, не расплывшаяся… Да и плюсы явные у нее есть – волосы красивые, носик прямой, грудь на месте. Но многие девушки тоже обладают этими достоинствами.

Тогда почему же хочется смотреть на Марию еще и еще? Как там у кого-то из древних – «и не насытится око зрением». А ведь нет, нет в ней ничего необычного!

Потом он вспомнил, как она стояла там, в овраге – пестрый сарафан, золотисто-смуглая кожа, кольца влажных волос на висках, на длинной шее. Нет, все-таки она очень красива. Красива необъяснимой, загадочной красотой – когда непонятно, в чем же именно эта красота заключается, что именно вызывает восхищение – этот носик? Или эти губы? Или… ну, все остальное? Возможно, эти носик, губы и прочие части ее тела, но в сумме, в сочетании друг с другом и являются ответом на вопрос?

Помнится, давно, в юности, Федор смотрел сериал «Друзья». Там играли очень красивые актрисы, уже и не вспомнить, как их звали в фильме… А – Фиби, Моника и Рэчел. Так вот они все были хороши, но именно Рэчел вызывала и у Федора, и у многих других ребят, да и у девчонок – восхищение. Вот что в этой Рэчел такого было? Да ничего. Востроносая и стильная брюнетка Моника ничуть не хуже, а уж изысканная, ни на кого не похожая чудачка Фиби… Но нет, если и влюбиться в кого-то, то только в милую Рэчел.

И вот что-то такое, похожее, «милое» увиделось сейчас Федору и в Марии. Когда – «ничего в ней нет, а я гляжу ей вслед». И наглядеться, насытиться созерцанием невозможно. «И прелести ее секрет разгадке жизни равносилен!»

Но это не влюбленность, это не влечение даже. Просто хочется еще раз посмотреть на Марию, чтобы в конце концов убедиться окончательно, что она – не киношная героиня, не та идеальная, милая девушка, которую он себе вообразил сейчас. Живая Мария – непременно сфальшивит где-то, сыграет плохо, некрасиво и неубедительно. И тогда можно будет с чистой совестью отвернуться от нее – «так я и знал, действительно – ничего в ней нет!».

Федор поднялся на чердак, полный пыли и какой-то старой рухляди, оставшейся от прошлых времен, и выбрался на крышу. Там сел на подоконник чердачного окна, вытянул шею… Ногам сразу же стало жарко от раскаленной крыши. Но зато с этой точки хорошо просматривался двор Марии.

А вон и она, ходит с лопатой, что-то копает. Странно, почему у нее на участке почти нет деревьев? И какая-то стена из белых камней – вон там, на заднем дворе. Зачем? Загадочная конструкция. Сарай какой-то рядом с домом. Дом невзрачный, старый; сарай – рухлядь. На всем печать бедности и скудности. Даже странно. Такая красотка – и столь откровенно бедствует?

О, Ахмед там тоже появился, на участке Марии. И тоже с лопатой. Теперь помогает ей рыть землю, потом отгоняет, роет сам. Мария стоит рядом, что-то говорит старику.

…Ахмед очень нелюдимым товарищем являлся, насколько уже мог убедиться в этом Федор. Он и самого Федора, то есть своего непосредственного хозяина, едва терпел – так чем же Ахмеда привлекла Мария? Есть еще порох в пороховницах? Нет, вряд ли. Тут нечто отеческое скорее – вон как смотрит на нее сурово, опять тянет из ее рук лопату, недовольно качает головой. Девушка вроде бы ухаживала за Ахмедом, когда тот болел, делала ему уколы? Значит, старик ей благодарен. Это почти отеческая приязнь, заботливость с его стороны.

Ах ты, Марь Иванна, хитрая лисичка, сумела, значит, приручить старого пса…

* * *

– Он хочет уехать в Америку, – сидя на скамейке, задумчиво произнесла Мария.

– Говорит, сад надо быстро-быстро продать… – буркнул Ахмед.

– А вы куда?

– Ай, еще работу найду, – нетерпеливо отмахнулся старик.

– Лето короткое, половина уже прошла, – сказала она. – Осенью почти все разъедутся. Тут работу не найти.

– Ай, сторожем наймусь, дачу у кого зимой охранять. Всем сторожи нужны.

– Ахмед… если вдруг чего-то не сразу получится, то вы можете у меня пожить.

– Чепуху не говори! Как не получится? Все получится…

– Да-да, я тоже на это надеюсь. Но на всякий случай просто хочу сказать вам…

– Нет! – резко ответил старик.

– Чего вы на меня все кричите? – возмутилась Мария. – Я должна сказать и скажу. Не надо мне рот затыкать. А вы потом можете поступать, как вам угодно. Хотите – живите у меня, не хотите – нет. Никто вас не заставляет.

Ахмед нахмурился, но промолчал, продолжая копать вокруг очередного камня.

– Ахмед.

– Да? – буркнул тот недовольно.

– Можно, я еще кое-что скажу, – совсем уж осмелела Мария. – Вам это точно не понравится, предупреждаю, но я все равно тоже должна это сделать…

– Угрожаешь мне, женщина? – Он распрямился, воткнул в землю лопату и скрестил руки на груди. Такой смешной, несмотря на глубокие морщины и колючки седых волос на лице, – словно обидчивый маленький мальчик.

– Да, – улыбнулась она.

Пауза.

– Чего молчишь? Так говори! – сердито велел Ахмед.

– Хочу кое в чем признаться, – шепотом произнесла Мария. – Я собиралась ваш паспорт взять, тайком, когда вы болели. Для того, чтобы узнать ваш прежний адрес, где жили раньше и… найти ваших родных.

Ахмед замер, как будто окаменел.

– Но я не сделала этого, – продолжила Мария. – Вы сами должны их найти. Так надо, и вы это знаете. Не будьте упрямцем, Ахмед. Вас дома наверняка очень ждут и любят вас.

– Нет! – зло закричал тот и от возмущения даже топнул ногой, закрутился на месте.

– Ну ладно, дело ваше, – осторожно согласилась Мария. «В самом деле, он как обидчивый, упрямый мальчишка!»

– Ай, женщина… Почему ты говоришь об этом? Нельзя, нельзя об этом говорить…

– А думать – можно?

Ахмед остановился, покачал головой, застонал. Затем, словно пересилив себя, встряхнулся, распрямился. И снова взялся за лопату, отбросил в сторону пласт земли.

– Я помогу? – Мария потянулась за своей лопатой.

– Нет!

Ахмед молча копал, Мария сидела на скамейке, болтала ногами. Неожиданно за домом, в котором она жила, раздался какой-то треск, а затем новый звук – ухающий, какой-то глухой, словно из-под земли. «Взрыв, что ли? – с ужасом подумала молодая женщина. – Нет, не может быть!»