Ей надоело уже стоять у окна, к тому же видимость сквозь цветные стёкла заметно ухудшилась: растаяли в сумраке башни, колокольня, арка, ворота — всё. Она повернулась, направилась к креслу в глубине покоев. Села в него, тяжело вздохнув. В ногах примостился верный страж.

— Трудно тебе будет, королева, — сказал он, преданными глазами глядя на неё.

Вот так запросто, фамильярно, он разговаривал с ней. Они друзья — значит, никаких условностей. Она сама позволила. Мужчина поступает так, как позволяет ему женщина.

— Да, Бильжо, — ответила она, кивнув. — Видел их лица, когда я объявляла им состав Королевского совета?

— Видел. Они выражали недовольство.

— Такими они будут всегда. Но я не могу поселить у себя во дворце всю знать королевства. Мне они просто прохода не дадут, а потом постараются очернить меня в глазах сына. Каждый день они будут нашёптывать ему всякие гадости в адрес его матери. В конце концов они составят обширный заговор. Меня они просто отравят, а юный Людовик станет в их руках обыкновенной игрушкой.

— Заговор созреет быстро. Стаю поведёт за собой крупная рыба. Одна из рыб — тот, кто не прибыл на коронацию; тот, кого ты хотела бы видеть подле себя.

— Тибо?..

— Его не пустили в Реймс. Горожане назвали его убийцей твоего супруга и выгнали из города.

— Что ты говоришь?! — Бланка в волнении ухватила Бильжо за плечо. — Так он, значит, собирался? Он хотел?..

— Они сделали его твоим врагом.

— Врагом? Тибо? Кто тебе сказал?

— Горожане. Они кричали, что ты велела им не пускать его, потому что он убийца короля. Услышав это, граф покинул Реймс.

— Но ведь это клевета! Я ничем не оскорбила его! Я даже не была с ним грубой. Как мог он подумать, будто я его ненавижу?

— Всему виной кардинал. Ты недвусмысленно дала ему понять, что не желаешь больше видеть Тибо.

— Я всего лишь попросила его сказать графу, чтобы тот умерил свою назойливость. Ты же слышал.

— Кто знает, что наговорил легат своему сопернику.

— Сопернику?

— По дворцу ползут слухи, что ты не отказываешься от любовных ухаживаний кардинала Сент-Анжа.

— Но это не так, ты же знаешь! Кроме обыкновенных любезностей и бесед духовного плана у нас с ним ничего не было и быть не может!

— Люди видят и слышат то, что хотят видеть и слышать. Родившись в голове одного, подозрение быстро переходит в уверенность в умах остальных.

Бланка задумалась. Она и в самом деле в последнее время стала замечать на себе взгляды Сент-Анжа, не понять которые не смогла бы ни одна женщина. Её оправдывало только то, что она не давала им перерасти в нечто большее.

— Что же мне делать, Бильжо? — Она поистине нуждалась в помощи друга, от которого не имела секретов. — Посоветуй.

— Держи его на расстоянии, но не вздумай ссориться с ним. Наступив на грабли, получишь удар рукоятью по голове.

— Ещё бы — он послан Папой.

— Он занимает при тебе место Господа. С такой особой надо дружить. Нет врага сильнее Папы. Мне ли тебя учить? Тебе предстоит борьба. Опирайся на кардинала и других.

Он говорил отрывисто, рублеными фразами. Бланка к ним привыкла. Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку кресла. Руки на подлокотниках, ноги на коврике, неподвижный взгляд устремлён на стену; неизвестный живописец как мог изобразил здесь Богородицу с младенцем Иисусом на руках. Королева-мать пытливо всматривалась в лик Святой Девы, словно спрашивая у неё: что делать? с чего начать? Как сохранить королевство свёкра Филиппа и не дать вспыхнуть бунту баронов, которые захотят править сами, навязывая — и это в лучшем случае — ей и Людовику свою волю? Муж умер, сын мал, и она осталась одна, к тому же иностранка. Прав Бильжо: её опора — лучшие люди королевства. В первую очередь — совет, в котором друзья покойного короля Филиппа. Теперь они её друзья.

Она подумала о своих детях, тех, что родились после Людовика. Робер. Ему уже десять. За ним Филипп. Бедняжка, он прожил всего два года. Сколько же смертей своих малюток пришлось ей пережить… Следующий — Жан, семь лет ему. Болеет — всегда бледный, часто кашляет. Шестилетний Альфонс покрепче: весёлый, энергичный, розовые щёчки. Потом вновь Филипп, третий по счёту, Изабелла и Карл. Этот, последний, — в будущем, около половины срока осталось[13]. А имя ему дал ещё покойный отец. Если дочь — Маргарита.

Бланка вспомнила, как ещё в прошлом году покойный супруг одаривал детей земельными владениями. Это было его наследство. Людовик как старший владел всем доменом, включая сюда и Нормандию; Роберу отходило графство Артуа; Анжу и Мен — Жану Тристану; Альфонс получал Пуату и Овернь.

Прав ли был король? Не сделал ли ошибку, дав каждому такие солидные куски, делавшие братьев крупными феодалами? Не приведёт ли это в будущем к расколу государства на отдельные провинции, этакие сеньориальные феоды — то, что всячески старался уничтожить Филипп Август? Не причинят ли они серьёзные затруднения главе монархии своим высоким положением, своей близостью к королевскому дому?

Бланка подумала о сыновьях Генриха II. Яркий пример перед глазами. До самой смерти отца каждый из его сыновей не давал ему покоя, борясь за увеличение наделов, за власть. Между собой и то грызлись, оспаривая друг у друга главенство. Впрочем, эти волчата из проклятого рода Анжу все, как один страдали психическими расстройствами. «Чёртово семя» — так их называли[14]. Злобные, взбалмошные, легкомысленные. Было в кого: их мамочка Алиенора отвечала всем этим требованиям, а отец страдал нервными срывами. Но Капетинги не дьявольского происхождения, они не легкомысленны и не психопаты. Она вырастит «сынов Франции» в суровости и серьёзности, в любви к старшему брату, главе семейства, в почитании их деда, великого и славного короля Филиппа.

Пожалуй, если кинуть взгляд в прошлое, не стоило дробить таким образом королевство. С другой стороны, это принцы крови, им нельзя уподобляться мелким вассалам, владеющим крохотными наделами. Ведь крупное владение — это признак высокого происхождения, а обширные области, бывшие под властью старых знатных фамилий, теперь будут управляться династиями, взятыми из монархической среды.

Такие рассуждения успокоили Бланку, но довольно быстро она вновь нахмурилась. Мысли о предстоящей войне со знатью тревожили её. Покойный свёкор с сыном крепко прижали вельмож. Теперь те поднимут головы и станут мстить. Опекунство испанки — удобный момент.