– Короче, будем считать, что я тебе поверила, – я забралась в кресло с ногами и уселась удобно, насколько это было возможным в этом положении. – Снимай наручники, поговорим.

– Если короче, то будем считать, что я не поверил тебе в том, что ты мне поверила, – он опять уселся передо мной на пол. – Не верю в твою искренность.

– Ах ты ж гад! Сидит тут строит, из себя… – я аж задыхаться стала от возмущения. – Ты чего о себе возомнил? Не верит он… Тебе самое место в тюрьме. Там ты быстренько поверишь, чихнуть не успеешь.

– Вот, я же говорил, – он покивал головой. – Ты возмущена и деструктивно настроена. Давай пить чай. Печенье хочешь? Могу его макнуть в сгущенку, могу просто обмазать. Тебе как хочется?

– Мне хочется этой банкой тебе в лоб засветить, – ответила я абсолютно искренно. – Устроить встречу двух пустых предметов! Ложку мне дай, болван, без тебя справлюсь.

Я опустила ложку в открытую банку и провернув ее там, неловко, скованными руками отправила ее в рот. Ммм-вкусно! От всех этих перипетий аппетит у меня разыгрался не на шутку. Немедля я отправила в рот вторую ложку и элегантно закусила краешком печеньки. Очень уместно.

– А второй дебил в машине это без сомнения Ибрагим, верно? – утвердительно произнесла я облизывая ложку.

– Трудно сказать, – начал темнить он. – Не разглядел.

– Вам в тюрьме вдвоем спокойней будет, будете друг дружке помогать, – елейно произнесла я. – Книжки читать научитесь. Если вы грамотные. Так-то по вам и не скажешь. Скорее, нет. В школу ты хоть ходил?

– Смешно, я бы на тебя посмотрел, как бы ты шутила без пальца. Я, можно сказать, твой спаситель. – он поднял собственный палец вверх.

– Спаситель, а чего ты меня в наручниках держишь? – усовестила его я.

– Знаешь, как на кошку колпак надевают, чтобы сама себе вреда не нанесла? Вот в тех же целях.

– Вот, гаденыш, я тебе этот колпак и припомню! – нашел же сволочь сравнение.

Он посмеялся и вышел в другую комнату, откуда вскоре вернулся с клетчатым пледом в руках.

– Позволь я тебя накрою? – спросил он.

– Позволяю! – я подобрала ноги под себя. – Накрыл и отошел!

– Как вам будет угодно, – попытался изобразить галантность он.

– Мне будет угодно снять наручники, – продолжила игру я.

– Ваша просьба временно отклоняется, до лучших времён.

– Я ведь до тебя доберусь, рано или поздно, – я опять полезла в сгущенку. – Лучшие времена у тебя впереди. Я тебе не завидую.

Я представила себе, как бью его между ног, он сгибается пополам, потом пинаю его коленом в лицо, и он рушится на пол. Вскакиваю ему на грудь и начинаю справа и слева наносить пощечины по его наглой морде, а он хрипит, задыхается и стонет… Стонет? Стонет?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Стоп! Не в ту сторону мысль ускакала. Мотнув головой, я вытряхнула из нее все непристойности.

– Кстати, а как ты себе представляешь мою жизнь на кресле, с трубой в обнимку? – мне просто необходимо было снова услышать его голос и заново проникнуться ненавистью. – У меня руки уже затекают.

– Если у тебя затекут руки, я тебе сделаю массаж. Могу прямо сейчас.

– Давай. Зубы-то у меня не затекли. До чего дотянусь – откушу, – я была вполне серьезна.

– Вон, пока до печенья дотягивайся, тренируйся.

– Слушай, умник, ты в курсе что принцессам иногда требуется напудрить носик? Как ты это себе представляешь? – мне уже самой стало интересно, что он ответит.

– Для напудривания носика в доме имеется превосходная ванная. Правда воды горячей там нет, но есть замечательная баня.

Я устроилась поудобнее. Иногда жизнь сдает удивительные карты. И выбирать не приходится. Ну, что же, будем играть с тем, что есть. И посмотрим, кто останется в дураках.

Руслан

Надежды на то, что ночь пройдет спокойно сразу не оправдались. Ей было холодно, жарко и неудобно одновременно, о чем она не преминула сообщить.  Потом она проголодалась. Я тоже был не прочь перекусить, но варить кашу посреди ночи настроения не было. Я ей предложил говяжей тушёнки – замечательные консервы, жир на сантиметр – но она почему-то отказалась.

– С утра продуктов подвезут, что-нибудь приготовлю. А пока чем богаты, как говорится...

Я лежал в паре метров от нее, вытянувшись на раритетной, с металлическими шарами кровати и слушал поток жалоб и недовольства, льющийся из темноты. Кресло было неудобным, наручники мешали, я был тупой, – причин для недовольства было великое множество. Уснуть в таком состоянии было решительно невозможно.

– Алина, расскажи мне про своё детство, – мне хотелось сбить ее с критического настроя и голос ее слушать было приятно.

– Как я к врачам ходила, как боялась темноты и родителей потерять? Не дождёшься! Умник нашелся, – она возмущенно хмыкнула. – Я тебе сейчас всё про себя расскажу, поплачу, а ты меня пожалеешь, да? Ты лучше расскажи про свое детство. Наверное, по голове тебе сильно приносило там? Не зря таким, как ты, запрещают по стройкам лазать в детстве без каски – всё это сказывается позже.

– Не наговаривай – в каске я лазал, в каске.

Помолчали.

– Руслан, мне надоело сидеть в этом дурацком кресле, – она добавила сочувствия в голос. – Тут же просто неудобно. У тебя голова соображает?

– Соображает. Могу предложить тебе кровать – рядом со мной.

– А больше ничего предложить не хочешь? Шеста у тебя нет, для танцев? Раскатал губу… – она обиженно засопела.

Спать было невозможно. Я включил торшер и посмотрел на Алину, спрятавшуюся под пледом.

Она внимательно смотрела на меня, склонив голову чуть вперед. В ярко блестящих глазах, несмотря на скудное освещение, проблескивали искорки.

–  Ты красивая! – произнес я негромко. – Я рад, что судьба свела меня с тобой.

– А уж как я рада! Ты себе представить не можешь. Позже представишь. Дай мне возможность, и я тебе покажу, как я рада, – она засунула нос под плед и блестела на меня глазами, словно большая кошка из норы.