Джованни Санудо медленно прикрыл дверь и довольным голосом обратился к Юлиану Корнелиусу, при этом внимательно осматривая лекаря. Всего. От замшевого берета благородного черного цвета, до остроконечных пулен[31]на ногах.

– Ты славный лекарь. Ты сумел вытащить ногу этого пройдохи лодочника из гроба. Теперь постарайся поставить его на эти самые ноги. (Взгляд герцога отправился в обратный путь). Мне нужно будет с ним поговорить. За это я тебя награжу. А пока… Пока, мои венецианские друзья, выпейте вина. Дорога наша долгая, и если говорить честно, то скучноватая.

Герцог махнул рукой и тут же рядом с ним возник комит с большим кувшином вина.

– Великий герцог, а что же вы скажете о лодке, стрелах… И о…

Но Джованни Санудо тут же перебил начинающегося горячиться знатока военных механизмов сладко улыбаясь:

– О лодке, стрелах и о… я ничего сказать не могу. Наверное, лодка оборвалась при первых движения галеры. Такое бывает, если не сделать правильный двойной узел. В начале плавания я так лишился собственной лодки.

Не ожидая дальнейших вопросов, герцог повернулся и величественным шагом отправился к своему роскошному креслу. Его голова просто бурлила от добавленного крутого кипятка под названием интрига.

Пьянцо Рацетти тронул плечо своего озадаченного друга и указал рукой на стремительно удаляющийся по правому борту предмет, в котором при желании можно было узнать злополучную лодку.

* * *

После полудня неожиданной радостью подул северный ветер. Палубные матросы под громкие команды протрезвевшего капитана сгоревшей «Афродиты» Пьетро Ипато быстро поставили прямоугольные латинские паруса на обеих мачтах. Гребцы облегченно выдохнули и втащили на борт свои тяжелые весла. Их неспешные беседы то и дело прерывались раздачей горячих бобов с сухарями и мальчишками, подносящими широкие деревянные лоханки. Гребцы с жадностью ели и тут же справляли нужду с кряхтениями и натугами.

Вытянутые руки – вот и все личное пространство в невероятной скученности, в которой можно укрыться от других только закрыв глаза. Ни стеснений, ни обид, ни упреков, ни брезгливости. Съедено, переварено, опорожнено в лоханку. Суть основы жизни. Его древо. А разогревшийся от пищи живот, звенящие от усталости мышцы, крики палубных старшин, воспоминания, беседы о прошлом и сегодняшнем, ласковое солнце и соленый ветер – это ветки и листья. Могут быть, могут и не быть. Могут принести пользу, а могут и оторваться от ствола, чтобы уступить место новому бодрящему или памятному удручающему.

Дверь каюты комита приоткрылась, и из-за нее выдвинули посудину. Осторожно, чтобы не выплеснуть вонючую жижу. Терпеливо ожидавший мальчонка тут же подхватил ее, и, отвернув от благородных венецианцев, осторожно отправился в трюм, где имелось отведенное отверстие для слива за борт. Герцог строго следил за чистотой своей любимой галеры и не прощал появления неприятных следов при любом ветре, качке и спешке.

Венецианцы, сидящие на раскладных стульчиках вдоль борта в нескольких шагах от выпустившей лоханку двери, провели взглядами спину мальчонки, и продолжили беседу. Тяжело начавшийся разговор, как следствие неприятных чувств вызванных потерей вещественных доказательств, а именно лодки и мертвого тела, ко дну кувшина стал приятнее и оживленнее. Этому способствовали так же наблюдения за тем, как давятся бобами и сухарями гребцы, матросы и всякая вспомогательная мелкота. Воины довольствовались прибавкой к этому обеду куска солонины. На фоне этой скудости было приятно поглощать сочные окорока, сальную колбасу и копченую птицу, поданные по указанию герцога, и при этом чувствовать свою важность и обособленность.

Сладкое вино и приятная пища были приняты как должное, но никак не согласие поступиться святым – служению Венецианской республики. Поэтому разговор вновь и вновь возвращался к прибившейся лодке и к находившимся в ней.

Еще вчера утром не знавшие друг друга венецианцы сошлись в крепком союзе. А укреплял этот союз необъяснимо крепкое вино.

– О! Это прекрасно действующая молитва! – продолжил свою мысль лекарь. – Я четырежды произнес: Святой великомученик Пантелеймон[32], кроткий и свято живший, принявший муки во славу Господа! Моли Бога о нас грешных! Помоги нам во врачебных делах. Как извлекал ты из рук и ног христианских занозы, и как легко выходили эти занозы, так пусть легко выйдет из тела этого христианина стрела. Да поможет в этом сын божий, принявший за нас смерть на высоком кресте! Эту молитву нужно повторить три раза, и в третий раз взять безымянными пальцами стрелу и вытаскивать ее.

Пьянцо Рацетти и Аттон Анафест, многократно участвовавшие в войнах, с сомнением посмотрели друг на друга.

– Молитва – дело важное. Но все-таки вытащить стрелу не так просто, – покачал головой знаток военных механизмов и многого, что бывает на войне, Аттон Анафест.

Юлиан Корнелиус медленно провел ладонью по короткой рыжей бороде и согласно кивнул головой:

– Что ж. Придется признаться. Пришлось поработать и руками. Во имя великой Венеции я пренебрег строгим правилам врачебной этики и вынужден был стать на время хирургом. Если кто-либо из медицинской корпорации Венеции, или других городов, узнает о том, что мне пришлось опуститься до ремесленничества… Скажу более – бакалавры от медицины дают клятвенное обещание даже не производить кровопускание, а не то, что резать плоть и кости. То, что уж мне – магистру науки… Да что там говорить…

– Заверяю тебя, славный лекарь Юлиан Корнелиус, эта тайна останется между нами, – поспешил заверить лекаря Пьянцо Рацетти.

Аттон Анафест согласно кивнул головой:

– Чем только не поступишься во имя служения великой Венеции!

Знатоки военных искусств, они по сути своей оставались ремесленниками. И хотя их услуги были хорошо оплачены, а их мастерство вызывало уважение даже у отцов города, но им никогда не суждено подняться до больших высот.

Им хорошо были известны правила и устои городской жизни. Этого фундамента, на котором незыблемо стояло здание республики святого Марка. Множество корпораций, цехов, общин жили согласно своим уставам, свято соблюдая их и жестоко карая тех, кто нарушал порядок жизни в этих объединениях.

Если ты принадлежишь медицинской корпорации, то знай свое место, свои права и свои обязанности. Знай и строго соблюдай.

Если ты сумел пройти нелегкие дебри науки и получил соответственный диплом и статус – соответствуй ему. Лучшие из лучших врачевателей займут свое место при дворе дожа и при тех, кто вершит судьбу города. Те, кто не дотянулся до этой высокой ступени, станут городскими лекарями. Они будут за счет городской казны посещать на дому чиновников города и малоимущих. От этих не дождешься значительного вознаграждения, но жалование от города даст стабильность и уверенность в завтрашнем дне.