Егор похолодел. Откуда брат знает о мотороллере и Кате? И ответил растерянно, даже заикаясь:

– Н-ну, это… Ну-ну, проехал пару раз…

– Да ты не дрейфь, брательник! – жёстко обнял его Виктор. – Нравится тебе Катя, ну и бери её. Я ж тебе с детства всё уступаю. А я, как ты видишь, уже нашёл замену.

Но вызывающий тон Виктора не понравился ни Егору, ни матери.

– Та-ак… – протянула она. – Начинается…

* * *

А теперь позвольте вас спросить: что бы вы сделали на месте Егора в такой ситуации? Она же нередкая и даже, я бы сказал, типичная для братьев: очень часто им нравятся одни и те же девушки. Так вот – что бы вы делали на их месте? Да, до восьмого класса Катя нравилась Виктору, и Виктор нравился Кате. Об этом знала вся школа, потому и бесился Роман Бугримов, который тоже претендовал на Катино внимание. Но даже после всех драк и побоища, которое Бугор устроил Виктору на ледовом корте, Катя не ответила Роману взаимностью, а предпочла… Егора. Собственно говоря, это был её выбор – открытый и даже, я бы сказал, демонстративный. Ведь Егор не интриговал за спиной у брата и не ухаживал за Катей, пока Виктор был на сборах в «Голубино». Поэтому я считаю, что он был чист и честен со своим старшим братом. А вы как думаете? Должен был он отказаться от дружбы с Катей только потому, что это задевало самолюбие Виктора?

Впрочем, что бы мы с вами ни думали, повлиять на развитие событий мы не можем. Трещина легла между родными братьями, Виктор перестал разговаривать с Егором, и никакие дипломатические усилия матери не помогали.

А Катя продолжала открыто приезжать за Егором и в сопровождении всё того же Верного ездить с ним не только на тренировки в «Торпедо». Нет, помимо этого она увозила Егора на самый популярный у ярославцев пляж у Прусовских карьеров, который в народе называют «Байкал» за прозрачную воду, песчаное дно и живописные берега с сосновым бором. Здесь Катя научила Егора плавать, ведь раньше он со своей мёртвой ногой даже в воду не заходил и на пляжах не был. А теперь, поймав пловецкий секрет, Егор очень скоро стал плавать не хуже других, и они с Катей заплывали далеко за буйки. А на полянах в сосновом бору Катя рассказывала Егору о прочитанных книгах и читала Есенина, Пастернака, Багрицкого, Смелякова – Катя оказалась умной и эрудированной девочкой. Было очевидно, что, будучи на год старше Егора, она взяла над ним шефство…

Что ж, те, кто знают биографии выдающихся спортсменов, не станут этому удивляться. Прочитайте хотя бы биографию того же Ивана Ткаченко – его жена Марина, с которой он прожил пятнадцать лет, старше его на три года. А всё потому, что у некоторых женщин есть так называемый «третий глаз» – интуиция, с помощью которой они видят в мужчинах куда больше, чем мужчины видят сами в себе.

* * *

В серой кепке пришёл сентябрь… Северный ветер раздевал пожелтевшие парки, берёзовые рощи и сосновые боры. Волга стала свинцовой, холодные дожди и слякоть на улицах усиливали печальное настроение осени. Это сама природа готовилась отметить всем известное горестное событие.

Седьмого сентября во всех ярославских школах и Домах спорта состоялись траурные митинги памяти легендарной хоккейной команды «Локомотив».

– Дорогие ребята! – сказал Виктор Николаевич, директор Дома спорта, ста двадцати юным хоккеистам, выстроившимся на центральном Леонтьевском кладбище вокруг мемориального комплекса погибшим хоккеистам. – Сегодня мы скорбим о наших замечательных хоккеистах, трагически погибших в авиакатастрофе седьмого сентября две тысячи одиннадцатого года. Тридцать семь наших товарищей, цвет и гордость нашего клуба – вот они перед вами, молодые, красивые…

Показав на мемориальную гранитную стену с портретами погибших, Виктор Николаевич стал перечислять:

– Капитан команды Иван Ткаченко, тридцать один год…

– Защитник Виталий Аникеенко, двадцать четыре года…

– Защитник Михаил Баландин, тридцать один год…

– Нападающий Александр Васюнов, двадцать три года…

Дети смотрели на портреты погибших и на украшенные цветами гранитные могильные памятники, выполненные в виде спортивных победных кубков с портретными фигурами хоккеистов. А Виктор Николаевич продолжал:

– Вратарь Александр Вьюхин, тридцать восемь лет. Нападающий Александр Галимов, двадцать шесть лет. Защитник Марат Калимулин, двадцать три года. Нападающий Александр Калянин, двадцать три года. Нападающий Андрей Кирюхин, двадцать четыре года… Нападающий Никита Клюкин, двадцать один год. Нападающий Сергей Остапчук, двадцать один год. Нападающий Павел Скурницын, девятнадцать лет.

Молча стояли совсем юные «Орлята „Локомотива“», восьми-двенадцатилетние «Стрижи „Локомотива“» и тринадцати-шестнадцатилетние «Соколы „Локомотива“».

– Мы никогда не забудем вас, – сказал погибшим Виктор Николаевич. – И клянёмся, что всегда будем достойны вашей памяти, всегда будем мужественно и гордо защищать честь нашей с вами команды «Локомотив». В память о вас объявляю минуту молчания.

В полной тишине, не шевелясь, смотрели теперь друг на друга – с портретов молодые лица команды Ивана Ткаченко, а из шеренг – юные «орлята», «стрижи» и «соколы», среди которых были Виктор и Егор Юрасовы.

Егору показалось, что Иван Ткаченко видит его со своего гранитного памятника и – молодой, смеющийся – даже подмигнул ему.

* * *

Стучали клюшки, скрипели коньки, резиновая шайба летала по льду. Это восьми-двенадцатилетние «Стрижи „Локомотива-1“» играли со «Стрижами „Локомотива-2“». И хотя это был всего лишь тренировочный матч, борьба шла не на шутку.

А на скамейке сидели тренеры, Виктор Николаевич и Леонид Владимирович – тот самый усатый мужчина, который в любую погоду приходил на тренировки Егора на Волжской набережной.

Теперь все они внимательно следили за игрой «стрижей», что-то записывали в свои тетради и блокноты и периодически подзывали к себе отыгравших игроков, обсуждали с ними подробности и детали игорных комбинаций.

И особое внимание взрослых было сосредоточено на Егоре. Он уже катался и играл не только вровень с остальными, но порой даже техничней и лучше них. Конечно, были ошибки и падения, но что-то в его игре было нестандартное и, я бы сказал, вдохновенное. Даже мне, который, честно говоря, слабо разбирается в тонкостях хоккейной игры, казалось, что в его стремительных проходах и неожиданных финтах есть свой ритм, рифмы и – не побоюсь этого слова – поэзия. Да, все остальные ребята тоже играли хорошо и, возможно, даже замечательно. Но как Державин среди юных пиитов Царскосельского лицея легко, по нескольким четверостишиям выделил Пушкина, как любой профессиональный хореограф сразу, с первого па и фуэте, может увидеть в юном студенте балетного училища будущего Барышникова, так и тренеры хоккея способны порой разглядеть в неказистом мальчишке будущего Харламова или Третьяка.