папулей крышка!.. Точнее – вышка! – сострила она и опять со смехом повернулась к своему молчаливому, безучастному ко всему напарнику.

Однако на этот раз – по всей вероятности, при упоминании о «вышке» – он совершенно неожиданно проявил некоторые признаки неудовольствия и беспокойства. Его низкий, будто скошенный лоб слегка нахмурился, толстые красные губы вздрогнули, словно он, вопреки своему обыкновению, собирался что-то сказать, под кожей заходили крупные желваки. И даже взгляд его маленьких мышиных глазок, пустой и бессмысленный, на мгновение как будто озарился какой-то мыслью. Озарился и тут же потух.

Увидев реакцию сожителя на её последнее замечание, девушка оглушительно расхохоталась и со снисходительно-покровительственным видом, точно принадлежавшую ей, находившуюся в полном её распоряжении вещь, похлопала его по могучему плечу.

– Что, папуль, не нравится? Очкуешь? Боишься вышки? Правильно! Её все боятся. И я тоже… Хотя, учитывая твоё героическое прошлое – тут без обид, папуль, – тебе это всё-таки грозит в гораздо большей мере, чем мне… Короче, как бы там ни было, никто из наших гостей не должен уйти из этого дома живым. Для нас это вопрос жизни и смерти, не меньше!.. Так что извини, фраерок, – она перевела взгляд на Гошу и с притворно-издевательским сочувствием на лице развела руками, – живым тебе отсюда не выйти. Никак. Даже не надейся! Ты последуешь за другими кобелями (четверо их, кажется, было… ну да, четыре, ты – пятый), павшими жертвами моей небесной красоты… А ведь согласись, погибнуть из-за такой девушки, как я… – она сделала паузу и провела ладонями по своему гибкому полуобнажённому телу, вильнула бёдрами и приподнялась на цыпочки, словно желая в очередной раз показать ему себя во всей красе, – в этом что-то есть. Подходящая смерть для настоящего мужика! Надеюсь, что, когда ты будешь подыхать, это тебя немного утешит и хотя бы частично примирит с твоей печальной участью… Хотя, – тут её устремлённый на него взгляд опять сделался холодным и колючим, а лицо презрительно искривилось, – какой ты мужик? Сопляк! Молоко ещё на губах не обсохло… Просто мне сегодня немного не повезло: нормальных клиентов, как назло, не было, только всякая шваль вокруг околачивалась. Просидела полдня без толку, устала, вот и пришлось удовольствоваться тобой… Ну да ладно, не беда, – она подмигнула ему и провела кончиком языка по губам. – Навару от тебя, конечно, никакого, но позабавимся мы с тобой ничуть не хуже, чем с остальными. А может, даже лучше. Это я тебе гарантирую!

От этих слов хозяйки дома, равно как и от предшествующих её откровений, у Гоши мороз пробежал по коже. Сердце замерло в груди и заныло от давящей, смертной тоски. Перед глазами разлилась мутная багровая пелена, сквозь которую всё виделось зыбко и мрачно, будто в страшном сне. Да ведь, если подумать хорошенько, если разобраться как следует, это и было, скорее всего, просто тяжёлое сновидение, ночной кошмар, галлюцинация, которая не может продолжаться слишком долго. И достаточно ему лишь взять себя в руки, встряхнуться, сбросить с себя этот жуткий, неизвестно откуда взявшийся морок – и весь этот ужас закончится, рассеется, улетучится, как дым…

И он, точно в самом деле уверовав в это, весь напрягся, стиснул зубы и зажмурил глаза… Но когда мгновение спустя вновь открыл их, перед ним была всё та же удручающая картина – грязное, тускло озарённое помещение с ветхой допотопной обстановкой, посреди которого стояли легко одетая, злорадно ухмылявшаяся девица, не сводившая с него цепкого, подстерегающего взгляда, и её широкоплечий, глыбообразный напарник с обнажённым татуированным торсом, за всё это время не проронивший ни звука и лишь, как казалось, сосредоточенно, стараясь не упустить ни слова, внимавший своей подруге, готовый, по-видимому, по первому её знаку кинуться действовать и беспрекословно, не раздумывая и не медля, исполнить всё, что ей угодно будет ему приказать.

Очевидно, заметив Гошино движение и словно угадав его мысли, Алина насмешливо поинтересовалась:

– Что, ты, может, вообразил, что всё это не по-настоящему? Что тебе померещилось? Что это страшный сон и он сейчас закончится?

Удивлённый её поразительной, прямо-таки дьявольской проницательностью, Гоша угрюмо взглянул на неё из-под полуопущенных воспалённых век и ничего не ответил.

Грациозно изогнув свою осиную талию, она склонилась к нему и помахала перед его носом указательным пальцем, унизанным толстым кольцом с довольно крупным, чистым как слеза, красиво поблёскивавшим камнем.

– Э-э, нет! И не мечтай! Это не сон… А если и сон, то, поверь мне, самый жуткий, самый кошмарный, самый мучительный сон в твоей жизни, от которого только одно пробуждение – смерть!

Хмуро глядя на маячивший возле его лица пухлый розовый пальчик, украшенный ярко сиявшим камушком, Гоша с усилием сглотнул наполнившую его рот вязкую горьковатую слюну и сдавленным, прерывающимся голосом вымолвил:

– Что вы собираетесь со мной сделать?

Алина качнула головой, выпятила губы и приложила палец, которым только что водила перед Гошиным носом, к своему чуть наморщившемуся, будто в раздумье, лбу.

– Хм, сложный вопрос. Я как-то не подумала ещё об этом. Ничего толкового в голову пока не приходит… Ну, наверно, в основном то же, что и с остальными… Но, с другой стороны, сегодня мне хотелось бы придумать что-нибудь свеженькое, оригинальное, эксклюзивное, чего ещё никогда не было. Специально для тебя, как для самого юного и симпатичного из всех, кто тут был… Вот видишь, ты нравишься мне чуть больше, чем твои предшественники. Счастливчик! – произнесла она таким тоном и с таким выражением, от которых Гошу прошиб холодный пот. Затем она взглянула на крошечные золотые часики, тонкий блестящий браслет которых охватывал её нежное запястье, и зевнула, прикрыв маленький ротик ладошкой. – Ну да ладно, время есть. Ещё успею придумать что-нибудь эдакое… А пока что мне надо отдохнуть пару часиков. Может быть, даже вздремну немножко. Устала я сегодня. Весь день в городе, на жаре. Работаю просто на износ…

Речь её была прервана невнятной глухой вознёй, снова, как и незадолго до этого, донёсшейся из глубины дома. Реакция Алины была примерно такой же, как и в прошлый раз: она нахмурила брови, сделала нетерпеливое движение и метнула в ту сторону, откуда донеслись звуки, сумрачный, раздражённый взгляд.

Эти повторившиеся вновь непонятные шорохи, как и действие, производимое ими на хозяйку, не ускользнули от внимания Гоши. «В доме определённо ещё кто-то есть!» – решил он, теперь уже совершенно уверенный в этом, хотя и не представлявший, чем это может помочь ему в его отчаянном положении.

То ли под влиянием этих загадочных, видимо, явно тревоживших её звуков, то ли ещё по