Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и женщине, которая отвечает на такой поцелуй, тоже есть о чем задуматься.
Ее горло судорожно сжалось.
Нет. Она не отвечала. Она просто была… в растрепанных чувствах. И Джесс этим воспользовался. Но такое больше не повторится.
«В самом деле? Тебе безумно нравится целоваться с ним, и тем не менее ты заявляешь, что не отвечала ему?» — шептал внутренний голос.
Но кое-что она все же может сделать. Может держать эмоции под контролем. Успокоиться. Сделать несколько глубоких вдохов. Хорошо. И еще раз. Очень хорошо. Сердце забилось медленнее. «Всего тысяча ударов в минуту вместо миллиона», — подумала Сиенна с нервным смехом.
Смех — тоже неплохо, даже если и нервный. Это значит, что она обрела способность мыслить.
Только бы гроза кончилась! Только бы зажегся свет! Впрочем, у нее есть лампа. Единственный минус — она так ярко светит, что темнота, сгущающаяся за светлым кругом, кажется почти абсолютной. За кроватью уже ничего не видно. И окна тоже — пустые и черные.
Сиенна решительно пересекла комнату, поставила лампу на ночной столик и закрыла вертикальные жалюзи.
Уже лучше.
Было что-то давящее в этой ночи, что-то беспокоившее ее… но все же не так, как беспокоил Джесс. Джесс Блэквулф. Загадка, таинственная, прекрасная и парадоксальная. Он уверен, что она нарушила границы его владений, что собиралась украсть древние сокровища. И тем не менее он рисковал жизнью, спуская ее со скалы. Привез к себе домой, позаботился, накормил.
И поцеловал.
А мог бы сделать и больше.
В какой-то момент он мог бы сделать с ней все, что хотел. Сиенна знала это. Так же как и он.
Почему? Почему он позволил ей уйти, запереть дверь? Хотя запертая дверь вряд ли способна остановить его. А справившись с дверью, он сорвал бы с беззащитной Сиенны безразмерные одежки, отнес бы ее на кровать и взял бы… и еще, и еще, и еще…
Дрожь возбуждения пробежала по ее телу.
Боже, неужели она действительно этого хочет? Чтобы ее взяли силой? Чтобы ей не осталось ничего, кроме как уступить ему? Почувствовать на своей коже его горячие губы, его жадные руки?
Прижав пальцы к вискам, Сиенна присела на кровать. Похоже, она и в самом деле сходит с ума. Это был всего лишь поцелуй. Хотя, если подумать, и не поцелуй вовсе. Скорее просто демонстрация мужской силы. В те времена мужчины были…
Впервые она готова была согласиться, что это, возможно, семидесятые годы, а не палата интенсивной терапии в какой-нибудь местной больнице.
— Хватит, — приказала себе Сиенна.
И так ясно, почему он поцеловал ее. Мужчины есть мужчины, а женщины есть женщины. Это правило прочно закреплено в генах.
Ладно. Надо сконцентрироваться на чем-нибудь практическом. Хорошо еще, что она помнит свое имя, хотя не уверена насчет года. И если она ущипнет себя, то будет больно.
— Ой!
Значит, в основном у нее все в порядке.
В желудке — горячий суп. Телу — тепло и сухо. Не то что снаружи — холодно и мокро.
И дверь заперта.
Джесс не доберется до нее. Не обнимет. Не поцелует. Не заставит кровь быстрее заструиться по жилам.
Сиенна вздохнула. Ей необходимо поспать — но только не в его постели. Не под его одеялами и не на его подушках. Ни в коем случае!
Будь она проклята, если понимает, почему это так важно.
Возле окна стояло большое кресло. Оставалось только развернуть его в сторону комнаты — вот так — и устроиться в нем. Закрыть глаза и заснуть. Когда она проснется, будет уже утро.
Многие вещи имеют обыкновение выглядеть куда лучше при дневном свете.
Но кресло, хотя и большое, оказалось неудобным. Во всяком случае, для сна оно явно не годилось. Ей совершенно некуда было девать ноги, да и мышцы болели — сказалось сегодняшнее лазание по скалам.
И голову тоже некуда положить. К тому же через несколько минут две пары носков и брюки перестали согревать ее.
Сиенна посмотрела на одеяло. Глупо сидеть и стучать зубами. В конце концов, это всего лишь одеяло. Потянув его к себе, она закуталась.
Но и одеяла оказалось недостаточно. Через некоторое время холод снова начал подбираться к Сиенне.
Ну и что?
Кто она, сопливая девчонка или взрослая женщина?
Да она никогда и не была плаксой. Она, можно сказать, сама себя вырастила. Ее отец, задиристый выпивоха, только и умел, что командовать, а мать — забитое создание — ему безропотно повиновалась. Но Сиенна все же смогла поступить в колледж, что было совсем не просто. Когда она получила стипендию Колумбийского университета, то с трудом поверила в это. А потом, поняв, что выбор факультета был ошибочным, Сиенна нашла в себе смелость убедить ректора, чтобы он позволил ей перевестись на другой факультет, сохранив стипендию.
— Я справлюсь, — нарушил тишину комнаты ее голос.
Провести ночь в кресле? Да ничего сложного! Ну и что, что холодно? Просто нужно перестать думать об этом. И не размышлять о том, что же с ней случилось.
И не вспоминать о Джессе. Об этом загадочном незнакомце.
Красив. Интересен. К тому же герой. В гардеробной висит отглаженная форма, а он ходит полуодетый, с разрисованным лицом и скачет на лошади без седла.
Сиенна никогда не видела его в форме, однако ей почему-то казалось, что выглядеть он должен отлично. Что бы ни носил Джесс Блэквулф, кем бы он ни был — офицером специальных войск или воином-индейцем, — он великолепен. И сексуален. Ужасно сексуален…
Сиенна со стоном выдохнула и закрыла глаза. Спать. Ей нужно поспать.
— Кто я — взрослая женщина или сопливая девчонка? — опять строго спросила она и, протянув руку, погасила лампу.
Джесс не спал, меряя шагами гостиную, освещенную умирающим пламенем камина.
Он даже не заметил, как огонь начал потухать. Все его мысли были сосредоточены совсем на другом — он был чертовски близок к тому, чтобы переспать с женщиной, которая не хотела его.
Ну нет, хотела.
Она хотела его. Причем хотела ничуть не меньше, чем он сам.
Джесс замер, глядя на пляшущие по стенам тени. Что ему нужно — так это отдых.
Да, но где устроиться?
Он попробовал лечь на диван. Слишком узко. На полу? Слишком твердо. На кушетке у окна? Неудобно. Черт возьми, не солдат, а принцесса на горошине! Оставалось только ругать сквозь зубы собственную беспомощность, осознавая при этом иронию ситуации. Ведь Джесс Блэквулф не из тех, кого беспокоят подобные проблемы.
Еще ребенком он привык спать на земле, никогда не задумываясь о погоде. Спального мешка ему хватало. Кстати, это единственная уступка, которую отец сделал его матери, начав брать сына в горы.