Ничто не могло меня остановить. Я села на поезд и поехала в Варанаси – священный для индуистов город, который считается у них воротами в рай. Здесь пилигримы омывают свои тела в святых водах Ганга, здесь же стирают белье, моют посуду и даже купают коров, а в это время на берегу горят погребальные костры. Из Варанаси я отправилась в Дели, Майсор и Пушкар. Я научилась спать в поезде, не обращая внимания на стук колес, и пользоваться туалетами в виде дыры в полу, где виднеются бегущие рельсы. В южном штате Керала я бродила по пляжам, где волны Индийского океана, пенясь, омывают длинные песчаные косы.

Таково правило близости расположения. Приехав в одно место, ты чувствуешь, что физически невозможно не осмотреть все в округе. Ты влезаешь на вершину горы и видишь целую горную цепь. Если ты добралась до Камбоджи, то что тебе мешает съездить в Малайзию? А от Малайзии рукой подать до Индонезии. И все в таком роде.

В течение некоторого времени я воспринимала мир как турник в своей детской. Я раскачивалась на перекладинах, вперед-назад, все время наращивая силу ускорения, и знала, что однажды мои руки – а точнее, мой счет в банке, доступный мне через иностранные банкоматы, не выдержит, и я упаду на землю.

А Пакистан граничит с Индией. И этим нельзя было пренебречь, хотя имелась тысяча причин держаться от Пакистана подальше. Если почитать новости или послушать знающих людей, то Пакистан – это одна большая проблема. Там взрывают автобусы, в канавах находят обезглавленные тела, повсюду там противопехотные мины, а людей похищают через одного. А еще там Аль-Каида, бен Ладен и Талибан. Словом, кошмарная страна.

Но туристы все-таки туда пробирались. В Индии я встречала путешественников, которые бывали в Пакистане. А некоторые ссылались на знакомого знакомых, который накануне перешел границу в районе Лахора, или говорили, что друг путешествует по Пакистану уже шесть месяцев. Мнение о Пакистане, бытовавшее в среде путешественников, было скорее положительным. Страна, мол, удивительная, нетронутая, что-то вроде интересной басовой линии, добавленной к знакомой песне. Кухня там вкуснейшая, люди дружелюбные и гостеприимные. Одно дело – пугающие газетные заголовки, которые, впрочем, другими не бывают, а другое дело – реальность.

Будучи в Дели, я написала маме, что планирую ехать в Пакистан. Получила визу и отправилась на север. Ответ пришел, когда я была в Амритсаре, в семнадцати милях от границы с Пакистаном. Мама отреагировала эмоционально. Она была против моей поездки, даже шантажировала меня, педалируя мое чувство вины, хотя и отрицала это. «Мне бы ни за что не хотелось давить на тебя, Аманда, – писала она, – как и прочим в нашей семье, но, пожалуйста, прежде чем ехать, подумай о нас. Представь себя на нашем месте. Лично мне, как подумаю, что тебе там угрожает, становится физически плохо». Она сравнивала мои планы с сексом без презерватива. Это, мол, такое же безрассудство.

Прочитав письмо, я попробовала представить себя на ее месте. Ничего не вышло. В памяти сразу возник Рассел и куча его родственников-алкоголиков, атмосфера страха и неуверенности в нашем доме, где детям постоянно угрожала опасность. Какое право она имеет беспокоиться обо мне сейчас?

В Пакистане я сразу почувствовала себя как птичка на ветке – мне было удобно и легко. Лахор, куда привез меня автобус из Индии, оказался цветущим современным городом. Здесь было гораздо меньше экзотики, чем в Индии, зато были «Данкин Донатс» и KFC рядом с моей дешевой гостиницей. Все мои страхи, порожденные западной паранойей, мигом испарились. Еще несколько дней я вела внутренний диалог с мамой. Безрассудство – это когда люди сидят дома и верят, что в мире все неспокойно, опасно, враждебно, вместо того чтобы поехать и посмотреть самим. Мама продолжала мне писать, но я не читала ее сообщений. По праву или нет, но мне хотелось наказать ее за попытку ограничить мою свободу. Пусть себе поварится в своих страхах, мстительно думала я.

Из Лахора я отправилась на автобусе в Джилгит, поселок в долине реки Хунза в Северном Пакистане. Там мы встретились с Джонатаном и вместе поднялись по Каракумскому шоссе, узкой дороге, проложенной через высочайшие в мире горы, соединяющие Пакистан и Китай. Путеводитель рекомендовал передвигаться по шоссе автостопом, что мы и сделали – тормознули грузовик, расписанный восточными узорами, увешанный металлическими цепями, побрякушками, помогающими отпугивать по дороге животных. Водитель был улыбчивый усатый человек в длинном жилете песочного цвета поверх традиционных шаровар. Он вышел и дал нам металлическую стремянку, по которой мы забрались в люльку на крыше кабины.

Это была еще одна воплотившаяся мечта – оживающие фотографии из книг, журналов, путеводителей.

В течение недели мы с Джонатаном сменили не один грузовик, продвигаясь по серпантину в сторону китайской границы. Водители охотно подвозили нас – каждому было интересно если не пообщаться, то хотя бы посмотреть на иностранцев. Их было так много, что мы стали разборчивы – останавливали только самые колоритные грузовики, с самой экзотической раскраской. Внутри стенки люльки были обиты деревом или мягкими панелями и тоже красочно расписаны. Помимо цитат из Корана, там были изображены разные приятные вещи: красивые женщины, мирные пейзажи и огромные широко раскрытые глаза, оберегающие, как считается у местных, грузовик от сглаза. Водители – их чаще всего было двое – любили свой грузовик, как дитя. Нам они давали подушки, чтобы было удобнее ехать. А еще сигареты, сладости и много-много абрикосов. Если мы предлагали деньги, они почти всегда отказывались. Общение происходило при помощи жестов и нескольких слов на урду и английском. В придорожных закусочных мы покупали карахи – курицу по-афгански, очень жирное и острое блюдо, вышибающее слезы из глаз. По пути наши водители мастерски объезжали стада яков и коз, встречные грузовики и огромные валуны размером с трактор – такие падали с гор и оставались лежать прямо на дороге.

Примерно через пять месяцев после нашего с Джонатаном путешествия по Каракумскому шоссе в том районе Северного Пакистана произошло крупнейшее за сто лет землетрясение, унесшее жизни почти восьмидесяти тысяч человек. Многие деревни, где мы тогда останавливались, исчезли с лица земли.

Не то чтобы мы не подозревали об опасностях, подстерегающих нас на пути. Напоминания в виде разбитых автомобилей, помятых ограждений и каменных пирамидок в память о погибших встречались постоянно. Если и для нас судьбой была припасена катастрофа, то пока она не давала о себе знать. Нас иногда преследовали дети, швыряли камни нам в спину, но по злобе или из озорства – нам было неведомо. Мы просто наслаждались жизнью. Каждый хороший день убеждал нас, что и следующий день будет не хуже.

В уме было наполовину готово письмо домой, где я с восторгом описывала свое путешествие – маленький триумф назло маме, которая хотела отнять его у меня. Приблизительно через неделю, расставшись с Джонатаном, я сидела в одном из кафе Пешавара, на западе Пакистана. Тут был линолеум на полу и Интернет по телефонной линии. Я села за древний компьютер, стоявший в углу, и настрочила свое послание. Мыслями я была еще в дороге, в горах, в восторге от того, что никто не знает, где я нахожусь.