– У меня никогда не было дочерей, – сказала Матильда Алиеноре. – Может, и к лучшему, потому что, как бы мы ни старались, миром правят мужчины и им не приходится преодолевать те трудности, с которыми сталкиваемся мы, женщины.

– Да, – согласилась Алиенора, – так устроена жизнь.

Два дня назад она прошла обряд воцерковления после родов. Минуло почти семь недель с тех пор, как не стало Вилла. Неизбывное горе не ослабевало, но она научилась жить с ним миг за мигом, час за часом, день за днем. Каждая секунда отдаляла ее от роковой минуты, но и от того времени, когда сын был жив, и она цеплялась за образ, оставшийся в памяти, и рисовала его в воображении снова и снова каждый день, зная, что он постепенно будет таять, пока не станет только тенью в ее душе.

Императрица встретила невестку нежными объятиями и прослезилась, а ведь эта женщина никогда в жизни не плакала. Алиенора опасалась, что мать Генриха будет винить ее в кончине Вилла, но Матильда отнеслась к ней с большим сочувствием и проявила озабоченность ее здоровьем.

– Ты выглядишь усталой, – сказала она. – Не стоило путешествовать так скоро после родов и столь тяжкой утраты.

Алиенора потрясла головой:

– В Англии я бы только мучилась от невозможности что-либо изменить. – Она покусала губу. – Мне надо поговорить с Генрихом, а он должен познакомиться со своей дочерью.

Алиенора до ужаса страшилась встречи с мужем. Не только потому, что предстояло говорить о смерти сына. Неизвестно, как отнесется Генрих к рождению малютки, ведь это девочка, а не мальчик, который хотя бы отчасти заменил бы утраченного ребенка. Не исключено, что теперь, после обряда воцерковления, ей удастся быстро забеременеть, а если она снова родит сына, может быть, Генрих простит ее. Вот только сама себя она вряд ли когда-нибудь простит.

– Побудь здесь хотя бы до конца недели. – Императрица свободной рукой похлопала Алиенору по колену.

– Как скажете, госпожа.

– Вот и хорошо. – Она покачала ребенка на руках. – Ты правильно сделала, что похоронила Вилла в Редингском аббатстве, рядом с моим отцом. Он был великим королем. И его внук тоже стал бы великим, если бы остался жив.

– Я сделала все, что могла. – Горькие слезы обожгли глаза Алиеноры. – Но этого оказалось недостаточно.

Императрица взглянула на нее пронзительно, но не злобно:

– То же самое я говорила себе, покидая Англию. Я положила девять лет, чтобы завоевать трон, принадлежавший мне по праву. Бывали времена, когда я думала, что погибну или буду окончательно разбита. Каким бы сильным ни было твое горе, ты должна снести удар судьбы и продолжать жить. Это твоя обязанность.

– Да, матушка, я знаю. – Алиенора попыталась сдержать досаду.

Матильда желала ей добра, и совет ее был дельный, но все же она не могла представить, что чувствует мать, потерявшая ребенка. Пожилая матрона снисходительно наставляла молодую, учила уму-разуму, совсем упуская из виду, что молодая-то прошла сквозь огонь, воду и медные трубы.

– Я напишу Генриху и попрошу его быть с тобой помягче.

– Благодарю вас, матушка, но ваше… заступничество мне вовсе не требуется. – Алиенора чуть было не сказала «вмешательство», но вовремя спохватилась. – Я могу постоять за себя.

Императрица поджала губы, как будто хотела что-то возразить, но передумала и тоже сменила тон.

– Я знаю, дорогая, – вымолвила она. – Только тщательно продумай все, что скажешь. Мой сын похож на своего деда. Он ожидает, что все будут беспрекословно исполнять его волю. Но он много унаследовал и от отца, а потому никогда не считается с нуждами других людей. Не позволяй ему ущемлять твои интересы, тем более что ты еще не вполне оправилась от потрясений.

Алиенора склонила голову:

– Спасибо за вашу заботу обо мне, матушка. – Она догадывалась, что, несмотря на ее просьбу, Матильда, скорее всего, напишет Генриху. – Хочу спросить вашего совета по другому поводу.

Свекровь резко выпрямила спину.

– В самом деле? – Ее глаза заблестели любопытством.

– Насчет незаконного сына Генриха. – Алиенора указала на мальчика, сидящего со своей няней в глубине комнаты.

Ей нелегко было видеть его. Джеффри, поразительно похожий на Вилла, был постоянным живым напоминанием о тяжелой утрате.

Императрица кивнула:

– До меня доходили слухи, что у моего сына есть ребенок от уличной девки. Я не придавала им значения. Кто знает, от кого понесла шлюха? Но теперь ясно вижу, что проросло именно наше семя.

Алиенора скривилась:

– Я почти ничего не знаю о его матери, да и не желаю знать. Но мне говорили, что она англичанка и любовницей Генриха стала еще до нашей свадьбы.

– Значит, грехи юности. – Императрица снисходительно отмахнулась. – Так о чем ты хотела меня спросить?

Алиенора покрутила на пальце великолепный перстень с жемчугом, подарок свекрови.

– Генрих взял на себя заботу о бастарде. Я не стану притеснять невинного ребенка, каково бы ни было его происхождение. Но не могу позволить ему навредить моим собственным детям.

Императрица отдала девочку кормилице.

– Отец Генриха прижил Эмму и Амлена от любовницы. Она умерла при родах, и Жоффруа вырастил детей при дворе. Их присутствие никогда особенно меня не беспокоило. Я воевала за корону, не было времени волноваться о подобных пустяках. Кроме того, мои единокровные братья, рожденные бастардами, были мне незаменимой опорой в борьбе. Не будь их, Генрих никогда бы не взошел на трон. Я с самого начала рассчитывала, что Амлен будет расти вместе с Генрихом, чтобы поддерживать его, и он действительно стал надежным его помощником, чего не скажешь о родных братьях Жоффруа и Гильоме. Положение Амлена при дворе зависит от Генриха. Не бойся, что этот ребенок посягнет на права твоих сыновей. Воспитай его правильно, и он будет преданным их союзником.

– Вот и Генрих говорит то же самое, – ответила Алиенора, не удержавшись от кислой улыбки. – Но Вилла больше нет, а маленький Генрих еще совсем младенец. – Она сжала пальцы в кулак. – Я хочу, чтобы мои дети занимали первое место в сердце их отца. – Произнося эти слова, она почувствовала себя несчастной, ибо изменить что-нибудь было не в ее власти.

– Так чего же ты ждешь от меня?

Алиенора подалась вперед:

– Хочу просить вас взять его на воспитание. Конечно, решать Генриху, но ведь Джеффри ваш внук. – (В таком случае мальчишка не мозолил бы глаза, вечно напоминая о понесенной утрате, и оставался в лоне семьи.) – Как вы на это посмотрите?

Императрица немного помолчала, размышляя, и медленно кивнула:

– Хорошо, я подумаю.

По тому, как живо заблестели глаза пожилой дамы, Алиенора поняла, что Матильду обрадовало предложение.

Императрица повернулась в кресле и жестом приказала подвести Джеффри.