У Бенито зазвонил телефон, и Конрад подпрыгнул от неожиданности. Мелодия показалась знакомой — старая песенка Элтона Джона «Бенни и реактивные самолеты». Бенито за рулем не стал отвечать на звонок.

— Самолет уже на полосе и заправляется, синьорина, — сказал Бенито. — Осталось до него добраться.

Они свернули, но несколько патрульных машин с мигалками перегородили им дорогу. К «мерседесу» подошел молодой полицейский, держа руку на пистолете.

— Это «Альянс»?

— А я откуда знаю? Давай надеяться на лучшее.

Конрад вопросительно посмотрел на Серену, а она потянула за клапан, открывший пространство под задним диваном лимузина.

— Ты шутишь, да?

— Полезай и помалкивай, — ответила она.

— Я против, когда женщина сверху.

— Господи, вот ведь кретин! — Она толкнула его под подушки и защелкнула клапан. До Конрада донесся ее приглушенный голос: — Главное — спокойствие, Бенито.

Пискнул стеклоподъемник, и Серена спросила:

— Что-нибудь случилось, сержант?

Пауза затянулась. Конрад замер, скрючившись в темноте. Онемевший от неожиданности молодой полицейский наконец нашелся:

— Сестра Сергетти, для нас большая честь…

— Что-то случилось, сержант О’Доннелл?

Конрад перевел дух: слава Богу, полицейский из ирландских католиков.

— Вам ничто не угрожает. Неудачные попытки терактов на вокзале «Пеннстейшн» и у здания ООН.

— Да что вы!

— Обошлось без взрыва, но погибли два федеральных агента, проводник поезда и таксист.

— Ужасно! Моя помощь требуется? Вам нужно обыскать машину?

Конрад ткнул ее кулаком снизу из-под кресла.

— Нет, мэм, не нужно. К тому же у вашей машины дипломатические номера — мы не имеем права вас обыскивать.

Раздался окрик, взвизгнули покрышки: одна из полицейских машин сдала назад, и «мерседес» покатил дальше.

— Вас хранят ангелы Господни, синьорина, — сказал Бенито.

«Нет, Бенито, — подумал Конрад. — Она сама — ангел».

Рим, 24 июня

Ранним утром лимузин въезжал в ворота Ватикана. Сквозь тонированные стекла виднелся высоченный древний обелиск на площади Святого Петра. Серена задумалась, следовало ли оставлять Конрада на конспиративной квартире под Нью-Йорком, пока сама она вылетела в Рим для расследования.

На площади в столь ранний час не было ни туристов, ни папарацци — только полицейские и голуби.

— Не то что в старые добрые времена, синьорина. — Бенито вспомнились демонстранты и телевизионщики, которые всегда слетались на прибытие Серены в Ватикан.

Тогда она была помоложе, чуть за двадцать, но уже с прозвищем «Мать Земля». Ей хватало врагов, нажитых в нефтяной, лесной и биомедицинской промышленности — тех, для кого прибыль была важнее жизни людей, животных и экологии вообще. Сейчас, в тридцать один год, у Серены появились опыт и мудрость, но былого не вернешь: лобби в Ватикане, связанное с крупным бизнесом, директорами корпораций и прочими «денежными мешками», ей больше не доверяло.

Поэтому-то Серена и решила спрятать Конрада на конспиративной квартире.

— Да, времена уж не те, Бенито.

— Папа не тот, синьорина.

Они свернули на извилистую подъездную дорожку и подъехали к губернаторской резиденции. Швейцарские гвардейцы в алой форме отсалютовали Серене.

Дружба с прежним папой охраняла ее в этих стенах. Этой своеобразной защитой Серена пользовалась и сейчас. Перед смертью папа поделился с ней видением, в котором Бог рассказал ему о конце света; понтифик также дал понять остальным, что Серена пользуется его доверием. Этот отблеск величия обеспечил ей несколько открытых дверей.

Она едва знала нового папу, но слышала, что он недоволен особым отношением своего предшественника к ней. Что ж, его трудно винить, если учесть, что Серену он знал по прозвищу, бытовавшему среди его однокашников по палате кардиналов, — «Сестра геморрой».

Так ее звал и кардинал Туччи — хранитель собрания тайных карт. Пролетая над океаном, она позвонила Туччи и потребовала доступа к архивам Ватикана — привилегии исключительной, но доступной Серене в годы прежнего папы. Туччи и новый папа лишили ее такой возможности.

— Сестра Сергетти, — сухо поздоровался кардинал. — С возвращением.

Кабинет Туччи прятался в глубине заброшенного коридора, к которому вел служебный лифт.

Туччи поднялся навстречу Серене из кожаного кресла с высокой спинкой, по обе стороны которого находились глобусы семнадцатого века. «Тайному кардиналу» не было и пятидесяти. «Тайным» он был потому, что, кроме Серены и еще нескольких человек, никто не знал о его назначении.

«Тайны церкви сторожит тайный кардинал», — подумалось Серене.

Она знала по собственному опыту, что истинные христиане в повседневной жизни стараются не поддаваться мирским соблазнам. Однако, похоже, кардинал Туччи давным-давно проиграл в этом противостоянии.

— Ваше преосвященство. — Она склонилась и поцеловала кольцо с надписью «Доминус Деи», что значило «Царство Господне» и служило названием церковного ордена, который основали ранние христиане в первом веке, еще при Цезаре. «Доминус Деи» был древнее ордена иезуитов, и тайну они ценили превыше всего, ибо на заре христианства «молчать» значило «выжить». Серене такая секретность претила: столетиями тайной покрывали преступления. В сравнении с преступлениями «Доминус Деи» надуманные грехи «Опус Деи» выглядели актами милосердия.

— Чему обязан удовольствием вас видеть? — подозрительно спросил Туччи.

— Мне необходимо взглянуть на исповедь Ланфана, — без предисловий выпалила она.

Во взгляде Туччи сквозила откровенная неприязнь. Какая же утомительная и докучливая эта Сергетти! Разбудила его телефонным звонком ни свет ни заря, заставила помощников соединить с ней… Докучливая во всем.

Туччи удивлялся, как ей удалось пробиться так высоко наверх в церковной иерархии. Если бы он знал, насколько взаимны были подозрения и недоверие! По меркам Ватикана он совсем еще юнец, однако с губ его не сходила скептическая улыбка закоренелого мизантропа. Судя по фамилии, он был из рода итальянских чиновников, но в происхождении его пряталась ирония: по материнской линии Туччи восходил к первым американским поселенцам, а значит, относился к стопроцентным янки. В Ватикан Туччи попал благодаря бостонскому образованию: в Гарварде он слыл распущенным, но блестящим студентом, а впоследствии стал ярчайшим проповедником и профессором американской истории в Бостонском колледже. В Риме его взлет был стремителен и крут.

В ожидании ответа Серена с завистью посматривала на медальон на шее Туччи. В центре подвески поблескивала древнеримская монета, серебряный денарий с портретом императора Тиберия. По легенде, эту монетку держал в руках Иисус, когда учил своих последователей, что «должно кесарю отдавать кесарево, а Богу — Богово». Веками монета переходила от одного главы «Доминус Деи» к другому, и многие считали, что в ней заключена власть и повыше папской.