— Ничего, сейчас пройдет, — сказал Бартельми, заглянув к ним. — Он буйный, но не злой. Сейчас ему кофейку сварю. С «Рогипнолом».

— Противный у тебя кофе, — буркнул Лео. — Тебе не кажется?

— Нет, — твердо сказал Барт. — Пей.

Понемногу Лео расслабился. Очертания окружающего мира смягчились, расплылись. Горестная история Эме даже заставила его прослезиться. От смеха, к сожалению, потому что рассказывал-то ее Барт. Тем временем Моргана и Симеон, сидя на диване, уплетали тапенаду и читали: он — «Так говорил Заратустра», она — «Доктора Дулитла».

— Вырубаюсь я что-то, — сказал Лео, зевая.

Барт видел, что близок миг, когда Лео рухнет в постель и освободит ему остаток дня. Все шло по плану. Кроме одного: в дверь позвонили.

— Я открою! — сказала Моргана.

Лео и Барт переглянулись с удивлением. Они никого не ждали. Оказалось, что это соседка.

— Он хочет меня убить!

— Да нет, пока еще вряд ли! — попытался успокоить ее Бартельми.

— Он хотел заставить меня выпить «Антинакипин», — пролепетала Эме.

Симеон вздрогнул и вскочил с дивана. Он вспомнил «Сортирного Крота».

— Значит, у него суббота тоже плохой день, — заметил Барт, — среда и суббота.

— Ты что, совсем, что ли, дурак? — закричал на него Симеон. — Он правда хотел ее убить. Смотри, у нее синяки на шее!

— Он меня слегка придушил, — призналась Эме. — Не влезайте в это, Симеон. Вы еще ребенок.

Лео ошарашенно смотрел на них. Хотя сознание у него и затуманилось от снотворного, он все же понимал, что происходит нечто несуразное.

— Ты ваще кто? — спросил он, ткнув пальцем в сторону Симеона.

Симеон решил, что хватит подыгрывать брату.

— Я Симеон Морлеван. А это Моргана Морлеван. Мы сводные брат и сестра Бартельми.

— Че… Че… Чего?

Лео с трудом встал на ноги.

— Не психуй, — сказал Барт. — Все очень просто. Сейчас Симеон тебе объяснит.

Бартельми отпасовал мяч брату. Симеон в двух словах обрисовал ситуацию и заключил:

— Барт не хотел признаваться вам, что он наш опекун. Но поскольку он не опекун и никогда им не будет…

— Эт’ п’чему? — спросил Лео.

— Потому что он гомосексуалист. Судья по делам несовершеннолетних не разрешит.

— Это дискриминация! — завопил Лео. — Барта ущемляют в правах!

Это меняло все. Теперь Лео не только не возражал против опекунства Барта, но и требовал его.

— Напишем открытое письмо в «Либерасьон»! — горячился он.

— И дадим подписать аббату Пьеру, — подхватил Барт. — А прилечь не хочешь?

Лео признал, что у него была трудная неделя и он, пожалуй, не отказался бы немного вздремнуть. Когда он вышел из гостиной, Бартельми обернулся к брату.

— Ну вот. С ним на сегодня все. Можно идти в кино.

— Но надо же как-то помочь Эме, — сказал Симеон. — Позвони в полицию.

— Нет, нет-нет, — испуганно запротестовала Эме. Бартельми взялся за воротник брата.

— Я позабочусь об Эме, — сказал он, несколько переигрывая в роли настоящего мужчины.

Симеон открыл было рот, но Барт осадил его:

— Я тут старший. Понял, малыш?

Он кивнул на дверь соседке, которая все лепетала:

— Нет, только не полиция, нет, нет…

Барт вытолкнул молодую женщину в коридор и повел в ванную. Открыл аптечку и достал нераспечатанную упаковку «Теместы». Вручил ее Эме и поднял два пальца — V, знак победы.

— Две таблетки.

После чего изложил рецепт полностью:

— Растолочь, смешать с овощами. Развести бульоном. Добавить ложку сметаны. Посолить. Поперчить.

Уладив проблему с Эме, Бартельми вернулся в гостиную к детям. Симеон в кино не хотел, он лучше дочитает свою книгу.

— Ох уж мне эти одаренные! — вздохнул Барт, не догадываясь, что брат чувствует себя слишком усталым, чтобы снова куда-то идти по холоду.

От нечего делать Барт завалился на диван к детям и стал читать через плечо Симеона. Вдруг что-то на запястье брата привлекло его внимание. Он тихонько оттянул рукав.

— Oh, boy! — испуганно охнул он.

Красное пятно разрослось. Было видно, что мелкие кровеносные сосуды полопались. Симеон оттолкнул руку брата и одернул рукав. Оба молчали, делая вид, что читают. Но Барт успел разглядеть еще одно пятно — на шее, под воротником.

— Что это? — спросил он шепотом, чтобы не услышала Моргана, с головой ушедшая в книгу.

— Не знаю, — выговорил Симеон с трудом, словно ему не хватало воздуха.

— И еще есть?

— Да. Их становится все больше.

«К врачу. Надо идти к врачу». Барт повторял эти слова про себя и не мог произнести вслух. Произнести вслух — это значило связать себя; это значило крепко взять Симеона за руку, как старший брат. А такое было невозможно. Барт всегда чихать хотел на всех и вся.

— Симеон?

— Чего?

Нет, слова не шли с языка. Вновь воцарилось молчание.

— Да, я знаю, — выговорил наконец Симеон. — Мне следовало бы показаться врачу.

Но сам он не пойдет. Почему? Потому что ему всего четырнадцать лет и мужество вдруг ему изменило. Барт встал.

— Ты куда?

— Позвоню моему врачу. Нельзя так оставлять эту дрянь.

Д-р Шалон наблюдал Барта с детства. Так что секретарша сразу подозвала его.

— Не знал, что у тебя есть сводный брат, — заметил Д-р Шалон. — Ну так что там с ним? Я вообще-то по субботам на вызовы не хожу. Если ангина…

— Не думаю, — сказал Барт и с отвращением описал странные пятна на теле Симеона.

— Температура есть?

— Н-нет, — неуверенно ответил Барт.

— Усталость?

— Да, все время!

Прозрев задним числом, Барт увидел, как Симеон отдыхает на лестнице, вцепившись в перила, как приваливается к стене, опирается о раковину…

— Приводи его ко мне, — сказал д-р Шалон.

— В понедельник?

— Прямо сейчас.

Венеция начала мало-помалу открываться Жозиане с другой стороны. То была истинная Морлеван. Дочь этого человека, Жоржа Морлевана, который прошелся по жизни Жозианы и ее матери, посеяв бурю и оставив их пожинать Бартельми.

— А у меня есть Кен! — похвасталась Венеция, прибыв к Жозиане в эту февральскую субботу.