но уж больно много банок Тереза навертела, до сих пор остались. Добавила несколько ломтей рыбы, пойманной вчера с утра и подкопченной. Присовокупила свежей травяной приправы и отправилась с этой ношей к даче номер 7.

Сетчатый забор почти не скрывал происходящего во дворе, хоть ему и старались помочь росшие по периметру кусты. Вроде формально завеса есть, но какое-то мельтешение все равно заметно. А если обратить на него внимание да хорошенько присмотреться, можно увидеть то, чего точно не хотелось бы — ни гостям, ни хозяевам. Приостановившись у забора, Тереза размышляла, а не стоит ли повернуть назад. Или уж досмотреть?

Действо было поучительное, из серии «как не надо заниматься любовью». Мужчина, не вынимая сигареты изо рта и не говоря ни слова, сгреб в охапку девушку, накрывавшую на стол в саду, задрал ей юбку и пристроился. Девушка восприняла это совершенно равнодушно, без возражений, но и без энтузиазма. Лицо ее не выражало никаких эмоций, только тоскливое ожидание, когда же это кончится. Вот тебе и «дочка».

Удовлетворенный джентльмен ушел в дом, а девушка одернула юбку и как ни в чем не бывало продолжила возиться с сервировкой стола. Ну и ну! Тереза еще минуту посомневалась: уйти или сделать вид, что только что подошла? В конце концов махнула рукой. Не тащить же угощение обратно!

Она толкнула калитку и вошла. На столе под тканевым навесом была расстелена скатерть, на ней стояли какие-то вазочки, мисочки, бутылка вина, играющего на солнце сквозь прозрачное стекло. При Премонсите ни навеса, ни стола во дворе не водилось: свин жрал дома. А этот, по всему видать, эстет. Девушка поставила на стол тарелку, обтерев полотенцем. Одну. И один бокал. И обернулась.

— Светлого солнца, — неловко проговорила Тереза и шлепнула на стол свою банку и миску с рыбой, посыпанной пряностями. — От нашего стола — вашему столу.

— Светлого солнца, — отозвалась девушка. Надо же, она умеет говорить! А Тереза уж предположила, что она немая. Голос девушки был приятный, мягкий, не чересчур тонкий, интонация спокойная и немного удивленная.

— Ты кто? — спросила Тереза без обиняков.

— Эраш, — представилась та. Тереза могла бы принять это за имя, если бы Ильтен в свое время не втолковывал ей, как следует себя называть при знакомстве. Несомненно, это была фамилия.

— А я — госпожа Ильтен.

— Госпожа? — Удивления в голосе прибавилось. — Что-то вы непохожи на даму.

Девушка окинула ее внимательным взглядом. Тереза мысленно выругала себя: конечно, нужно было надеть все лучшее, капрон и парчу, а она, привыкшая к тому, что все вокруг смирились с ее повадками, так и приперлась, как травы собирала: в брюках и блузке. Немудрено, что Эраш трудно увидеть в ней замужнюю женщину, госпожу. С другой стороны, на девочку Тереза при свете дня уже не тянет, а взрослые женщины здесь не бывают незамужними. Ничего, как-нибудь в мозгах уляжется.

— А хозяин кто таков? — поинтересовалась она.

— Господин Кавелиас недавно купил этот дом. — Эраш протерла столовые приборы, аккуратно разложила справа и слева от тарелки. — Он — большой человек в городском управлении образования. У троих моих братьев проблемы в школе. Папа отдал меня господину Кавелиасу на лето, чтобы он о них похлопотал.

У Терезы упала челюсть. Вот так взял и отдал? Родную дочь? И не замуж, а на лето попользоваться?

Она вспомнила, что говорил Ильтен. Отцы здесь отнюдь не пекутся о том, чтобы до замужества девушка хранила невинность. Общий посыл: пусть нагуляется. А если родит ребенка, то приплатит и государство за нового гражданина, и жених за гарантированно плодовитую невесту. Это еще ладно, но иные отцы откровенно эксплуатируют своих дочерей. Стригут долю с того, что им платят мужчины, как папаша Щиены Марис, а то и всё отбирают. Господин Эраш, видно, из таких же.

— Тебе не обидно? — спросила Тереза.

Она имела в виду обиду дочери на отца за то, что тот использует ее как инструмент для решения своих проблем, но Эраш поняла по своему:

— Что вы, господин Кавелиас меня не обижает. Он богат и влиятелен, неоткуда у него взяться такому злу на жизнь, чтобы на мне срывать.

Спорное утверждение. Небось, маньяк был не менее богат и влиятелен. Но раз не обижает, спорить не будем.

Эраш настелила на тарелку кружевную салфеточку, полюбовалась на дело своих рук. И добавила:

— А позапрошлой весной мальчишки одному господину стекло разбили, и папа меня предложил в компенсацию. Так тот господин такой злой был — и за стекло, и вообще за то, что в жизни не везет. С ним я намучилась. Звонила папе, просила забрать. Но он не разрешил возвращаться, пока не отпустят добром. Мол, стекло дорогое.

Тереза стиснула зубы. Удавила бы гада, позволяющего себе так относиться к дочери. Но кое-что она усвоила: закон здесь на стороне отца, и ничего с ним не сделаешь, если не желаешь неприятностей уже себе и своему мужу. Остается только вздохнуть с облегчением, что по крайней мере сейчас Эраш не просится домой. Может, этот Кавелиас ей и не в радость, но горя от него нет.

— Я позову господина Кавелиаса обедать, — сообщила девушка. — А вы не уходите, госпожа Ильтен. Ему будет любопытно, кто принес угощение.

Кавелиас вышел к столу в костюме и шейном платке. Увидев гостью, он глазом не моргнул. Даже огонек сигареты не дрогнул. Отлично владел собой, ничего не скажешь. Странная одежда Терезы его не сбила с толку: раз кольцо на нужном пальце, стало быть, дама замужем, и вести себя с ней надо соответственно.

— Светлого солнца, госпожа… — Он отвесил легкий поклон, на миг вытащив сигарету, и сделал многозначительную паузу.

— Госпожа Ильтен.

— Очень приятно, госпожа Ильтен. Чем обязан вашему визиту?

Он изъяснялся, словно на дипломатическом приеме. Тереза подобный стиль соблюсти не могла. Вежливость — это хорошо, но вычурные бантики к ней — уже перебор. Она ответила просто:

— Я живу на двенадцатой даче, господин Кавелиас. Пришла познакомиться. — Она слегка подтолкнула миску и банку. — Вот, чем богаты, тем и рады. Сама собирала и рыбу ловила.

— Благодарствую. — Кавелиас церемонно кивнул и уселся за стол. — Девочка, подай госпоже Ильтен прибор и бокал.

Эраш метнулась в дом. Тереза вспомнила, как впервые зашла к Хэнкам. Очень похоже: мужчина принимает гостью, а женщина обслуживает, не смея сесть за стол. Идиотская традиция. И ладно Эраш на птичьих правах, сосланная папашей практически в рабство, но ведь Лика — хозяйка. И до сих пор не присядет, пока всю семью не накормит и не получит