Не завидовали ли окружающие? Вспоминаю, как одна родственница мне рассказала, что подходит к ней какая-то женщина и говорит про нашу историю с Полиной: «Знаете, почему у них все это произошло? Потому что людям – или слава, или деньги, или здоровье». Вот так. К сожалению. Мы должны ограждать себя от таких людей. Но как?..

А тот момент стал переломным не только в судьбе Вадика, но и в моей. В хорошем смысле переломным. До того была очень напряжена по поводу ребенка и ее болезни, годами не могла ни минуты отдохнуть – в первую очередь морально. А тут как-то отпустило. Слушала, как Вадик поет с Катей Лель, вспоминала, что мы пережили, – и подумала: «Слава богу. Все худшее позади».

…Мне тогда было тринадцать. Мы, балбесы из динамовской школы, как обычно, на перемене играли в трясучку. Брали несколько монет и начинали трясти между ладонями, предварительно загадав, орел или решка. Монетки были от копейки до двадцати, о рублевых не было и речи – богатеев среди нас не водилось. Потом бросали, и кто угадал, каких больше, – тот монеты и забирал. Причем не все, а допустим, две из четырех. И продолжаешь играть.

Школа была общеобразовательная, но привязанная к спортивным клубам – не только футбольному, но и хоккейному. Перешел я туда в пятом классе, до этого учился дома, в Мытищах. На три-четыре класса старше были будущие динамовские хоккеисты, а потом звезды НХЛ – Андрей Николишин, Алексей Ковалев. Нас, мелких, они и не замечали. Мужики, а мы-то еще дети.

За трясучкой-то нас тогда директор школы и поймал. Конкретно меня. Привел к себе в кабинет, на завтра вызвал родителей. Я им этого не передал. Никто ничего не сказал, вроде бы тема забылась.

А через месяц наша команда должна была ехать на свой первый международный турнир – во Францию. За границей я до того никогда не был, тем более – за такой. Шел 1989 год, страна еще называлась – СССР…

Поездку ждали с диким нетерпением. И тут надо идти к директору школы, чтобы характеристику подписать – тогда без этого было не выехать. Я уже давно забыл про эту трясучку – ну что в ней, в конце концов, особенного? А он все помнил. И характеристику подписывать отказался.

Я – к тренеру, Виталию Трунину. Он когда-то в «Динамо» был хоккеистом, но где-то на подхвате, больше в запасе сидел. Став детским футбольным тренером, менял нас иногда целыми пятерками, как в хоккее. И за школьной успеваемостью следил. Объясняю ему ситуацию, прошу сходить к директору за меня попросить.

Провинность моя была такой мелкой, что я не сомневался: тренер поможет. Отношения у нас были хорошие. Лидером, правда, я никаким и близко не был – то играл, то не играл. Но если выходил, то бился как мог и никогда команду не подводил. И был уверен, что мы все вместе с тренером – один за всех и все за одного.

Когда он мне ответил, что к директору просить за меня не пойдет, – я был оглушен. Даже не потому, что так мечтал поехать во Францию, а теперь эта поездка накрылась. А потому, что верил в справедливость, считал: мы – вместе, и мне даже в голову не могло прийти, что он проявит ко мне такое безразличие и меня отцепят от поездки.

Мне хотелось плакать, но я не плакал – еще чего, буду я нюни разводить на глазах у человека, который меня так обидел! Нет, ответить надо по-другому. Москва слезам не верит.

И тогда я совершил первый в своей жизни самостоятельный поступок. И почувствовал себя личностью. Маленькой, но личностью.

Перед отъездом Трунин, словно ничего не произошло, сказал: «Готовься к чемпионату». Я ответил: «Буду готовиться. Только в другой команде».

И ушел в школу «Локомотива».

Все это случилось в весенние каникулы, продолжался учебный год. Его надо было доучиться в динамовской общеобразовательной школе, и я два месяца ходил на занятия с ребятами из «Динамо», а в футбол играл уже в «Локомотиве». Никто мне слова дурного не сказал – все всё поняли.

Трунин пытался отговорить: «Куда ты, зачем?» Да, я не был лидером, но всегда был надежным футболистом, даже в детстве. Поэтому тренер, наверное, и не хотел меня отпускать. Кстати, я и вел себя хорошо, со мной у него не было никаких проблем. Это стало одной из причин, почему я обиделся – ладно был бы завзятым хулиганом, дисциплину все время нарушал, головную боль ему создавал. А такого и близко не было.

Жена говорит, что я упрямый – если что-то для себя решил, меня уже не переубедить. Это как раз с того момента. В тринадцать лет сказал себе: всё, ухожу, потому что этому человеку больше не верю. И так и сделал.

В профессиональном футболе я больше всего голов за карьеру забил именно в ворота «Динамо» – пять. И в школе «Локомотива» постоянно забивал им на разных турнирах. Как-то раз, помню, играли у нас на поле в Лосинке, 5:2 их грохнули, я дубль сделал. И очень этим гордился, потому что это был редкий случай, когда на футбол выбрался отец. Чаще ходила мама, а приход папы – это было событие. И я побежал радоваться к ним…

Только сейчас мне в голову пришло, что все эти голы в ворота «Динамо», что детского, что взрослого – это как раз следствие той обиды. «Бело-голубые» с того момента стали для меня самым принципиальным соперником. На всю жизнь.

* * *

Мне было что терять. Школы «Динамо» и «Локомотива» были – небо и земля.

В динамовской школе мне, если честно, очень нравилось. Мы все время боролись за первое место по Москве, пусть и занимали в итоге второе – первым по 1976 году рождения постоянно был «Спартак», у которого собралась сумасшедшая команда во главе с Егором Титовым. Но мы шли вслед за ними.

Сейчас вот нашел фотографию, которую вы можете увидеть в книге, и вспомнил: на все наши детские матчи в «Динамо» ходил Гавриил Дмитриевич Качалин. Самый титулованный тренер в истории советского футбола, победитель Олимпиады-1956 в Мельбурне и первого чемпионата, вернее, тогда еще Кубка Европы 1960 года. И почетный динамовец, игравший всю жизнь в этой команде, а во главе тбилисского «Динамо» впервые в истории грузинского футбола выигравший чемпионат СССР.

Добрейшей души человек, Качалин поражал тем, что со всеми своими титулами к старости не устал от спорта, а смотрел игры футболистов всех возрастов, вплоть до самых маленьких. Более того, давал нам напутствия перед матчами. И, когда мы в девять лет начали играть чемпионат Москвы – шесть команд в четыре круга, он носил имя Качалина. При жизни!

Разумеется, мы, хоть и дети, понимали, кто это такой, и знали, чем знаменит. И слушали его с открытым ртом – еще и потому, что Гавриил Дмитриевич не поучал и не кричал, а был с нами добр и, я бы даже сказал, ласков. Вспоминаю о нем с огромным уважением.

Условия у нас были – по тем временам супер. Свой манеж, в котором играли всю зиму. Отличные поля на «Речном вокзале», на Флотской улице, куда переезжали тренироваться летом. Три зеленых поля!

А у «Локомотива-2» на Лосиноостровской – одно. Вроде как травяное, но травой там и не пахло. Так, кучками маленькими росла, а в основном земля. И неровная. Люди поперек с колясками ходили, с продуктами.