Слово «филистер»… обозначает, в широком… смысле, противоположность сыну муз, художнику, и по-настоящему культурному человеку. Однако культурный филистер… отделяет себя от «филистерства» особым суеверием: он полагает себя сыном муз и культурным человеком; это заблуждение, которое показывает, что он вовсе не знает, что такое филистер. При полном отсутствии самопознания он абсолютно убежден в том, что его «культура» и есть полное выражение истинной… культуры. А так как он повсюду встречает столь же «образованных» людей, и все общественные институты, школы и заведения культуры и искусства устроены соответственно его образованности и потребностям, то он сохраняет триумфальное сознание, что он – представитель современной… культуры, и сообразно с этим ставит свои требования и претензии».

«Несвоевременные размышления: Давид Штраус в роли исповедника и писателя», 1873

Ценность труда не в его тяжести, а в целеустремленности. Вместо того чтобы испытывать злость и отвращение к Штраусу – и еще больше к тем, кто его восхваляет, – Ницше старается понять суть проблемы. Хочет осознать: что именно в Штраусе так его отталкивает? В чем кроется угроза, которую нужно отразить? Ответ заключается в том, чтобы не стремиться уязвить Штрауса; он в том, чтобы познать себя.

Польза размышления, созерцания и наблюдения не всегда очевидна, хотя порой эти процессы доставляют нам удовольствие. Практические соображения обычно связаны с тем, что происходит в нашей жизни прямо сейчас. Масштабные, крупные мысли кажутся полной противоположностью полезным. Но иногда они приносят плоды.

Все зависит от того, как мы размышляем. Основная идея заключается в перспективе: можно переосмыслить свои сиюминутные тревоги в свете более полной картины. Но одни лишь такие мысли не смогут дать эту самую полную картину.

Чтобы проиллюстрировать этот принцип, обратимся к одному из самых знаменитых и провокационных утверждений Ницше: «Бог умер».

«Слышали ли вы о безумце, который светлым утром зажег фонарь, выбежал на рыночную площадь и все время кричал: «Я ищу Бога! Я ищу Бога!» Поскольку многие из тех, кто собрался там, не верили в Бога, его слова вызвали громкий смех. «Ты его потерял?» – сказал один. «Он заблудился, как ребенок?» – сказал другой. «Или он прячется? Или боится нас? Пустился в плавание? Эмигрировал?» – так кричали и смеялись они. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом. «Где Бог? – воскликнул он. – Я должен сказать вам! Мы убили его – вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что мы сделали, оторвав эту землю от ее солнца? Куда теперь движется она? Куда движемся мы? Прочь от всех солнц? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы, словно в бесконечном Ничто? Не ощущаем ли дыхания пустого пространства? Не стало ли холоднее? Не становится ли постоянно все темнее и темнее? Не приходится ли зажигать фонарь по утрам? Разве мы не слышим еще шума могильщиков, хоронящих Бога? Разве чувствуем мы запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы убили его! Как утешиться нам, убийцам из убийц? Самое святое и могущественное существо этого мира истекло кровью под нашими ножами – кто смоет эту кровь с нас? Какой водой сможем мы очиститься? Какие искупительные празднества, какие священные игры придется изобрести? Разве не слишком велико для нас величие этого дела? Не должны ли мы сами стать богами, чтобы оказаться достойными его?»

«Веселая наука», 1882

Интересно, что Ницше имеет в виду вовсе не конфликт между христианами и атеистами. Его цель – это человек, которого он представляет легкомысленным атеистом. Отсутствие глубокой религиозной веры кажется Ницше почти преступлением (хотя сам он был человеком неверующим). Величественная и мощная сила идеи Бога производила на него глубокое впечатление. Он с восторгом и почтением думал о тех прекрасных деяниях, которые были совершены из религиозной убежденности, о том, как вера подвигала людей тратить силы и ресурсы на великие свершения. Благодаря вере воздвиглись величайшие соборы, появилась музыка Баха и Моцарта, поэзия Данте, романы Толстого, коллективное ощущение моральной судьбы и подчинения высшей силе. Все это родилось из ложной, но благородной веры. Может ли что-нибудь заменить эту веру и поднять нас на тот же уровень творческого величия? Отказ от религиозных убеждений – это еще не конец света. Это – начало более сложной задачи: построения столь же благородной перспективы, столь же мощного набора убеждений и ценностей, не связанных с идеей Бога.

Значимость убеждений различна в зависимости от того, истинны они или нет. Например, доказывать партнеру в домашней ссоре его неправоту непродуктивно. Убеждение не описывает мир, каков он есть, но дает выход потребностям человека, который его разделяет. Опровергать убеждение бесполезно, поскольку потребность все равно остается неудовлетворенной. Приведу пример. Предположим, ваш партнер (или родитель) имеет определенные политические убеждения, которые вам кажутся наивными (мягко говоря). Ему может, к примеру, казаться, что на Ближнем Востоке наступит мир, когда народы научатся любить кухни друг друга. Или он думает, что развитие Китая сделает наш мир более мудрым. Вы изо всех сил стараетесь изменить эту точку зрения: приводите факты, до ночи смотрите документальные фильмы, вырезаете содержательные статьи из газет и отправляете этому человеку ссылки на полезные интернет-сайты. Скорее всего, в результате подобных усилий ваш партнер (или родитель) вроде бы и согласится с вами, но потом вернется к прежней точке зрения: «Я понимаю, что ты имеешь в виду, но я все же думаю…». А может быть, он согласится по-настоящему, но испытает тоску и грусть. Ницше сказал бы, что их убеждения связаны не с тем, каковы вещи на самом деле, каковы они в нашем мире. Нет, эти убеждения выражают желание верить в то, что люди могут научиться понимать друг друга, что враждебность можно преодолеть небольшими актами взаимной радости. Идея очень хороша, но совершенно не применима к геополитике. Человеку хочется, чтобы мир стал более разумным (достойное желание), и он проецирует это желание на все, что происходит вокруг. Другими словами, «цельная картина» связана с убеждением и с тем, на что оно направлено. Подобные абстрактные вопросы явно не относятся к сфере повседневной жизни, но оказывают влияние на то, как мы решаем бытовые проблемы – например конфликты за обеденным столом.

Идеи Ницше, связанные с религиозными убеждениями, сформировались у философа не сразу. Их основой стали длительные наблюдения, многочисленные вопросы, сомнения, тревоги и беспокойства. И в этом – основная цель дневника: идеи в нем приобретают законченный вид. Можно представить сотни сомнений, терзавших Ницше, – он во всем стремился дойти до самой сути. Почему люди принадлежат к определенной религии? Как они жили до появления христианства? Почему я не могу верить, тогда как множество разумных людей верили и верят в Бога? Каково это – быть отличным от других? Если я не принимаю христианства, то почему меня так трогает христианское искусство? Эти вопросы стали отправными точками для дальнейших размышлений. Ницше не просто наблюдал и отмечал в своем дневнике. Он пытался придать своим наблюдениям и мыслям форму обобщенных тезисов.