клавесину). Поклонников это не заинтересует.

ГЕНДЕЛЬ (с жаром). Защити нас, Господи, от поклонников.

БАХ (садится за клавесин). Разумная просьба.

ГЕНДЕЛЬ (со вздохом). Увы, лишь просьба.

(Бах негромко импровизирует на мотив «Аллилуйя»).

ГЕНДЕЛЬ (вслушиваясь). Из моего « Мессии».

БАХ. Совсем неплохо.

ГЕНДЕЛЬ. Погромче, пожалуйста.

БАХ. И так достаточно громко.

ГЕНДЕЛЬ. Разве так можно хоть что-то услышать? Давайте–ка я сыграю (ставит бутылку из под шампанского на клавесин, садится за инструмент и начинает очень громко играть один из Канонов Баха). Вот так это должно звучать. И только так.

БАХ (вслушиваясь). Мой Канон.

ГЕНДЕЛЬ. Замечательно.

БАХ. Потише, пожалуйста.

ГЕНДЕЛЬ. Он должен быть слышен.

БАХ. Он и так слышен - тому, кто хочет слышать.

ГЕНДЕЛЬ. Мы  всегда слышим лишь то, что хотим услышать: только Бах либо только Гендель. Либо Гендель,  либо...(останавливается). Вот, если бы музыка каждого из нас пользовалась успехом у всех... тогда бы в мире звучала самая прекрасная музыка (встаёт, берёт бутылку шампанского и подходит к креслу). Но, увы: тот, кто любит кантора у святого Фомы, тот ненавидит чудовище, а кто восхищается чудовищем, не разбирается в музыке кантора у Фомы. И так будет всегда: для кого-то один из нас будет истинным гением, а для кого-то – другой.

БАХ. Всегда: либо один, либо – другой.

ГЕНДЕЛЬ. Вечно – одно и то же.

БАХ. Вечность...

ГЕНДЕЛЬ. Она превратит нас в непримиримых врагов (открывает бутылку). За нашу вечную вражду, господин Бах.

БАХ. Прошу  Вас, господин Гендель.

ГЕНДЕЛЬ. Георг Фридрих.

БАХ. Простите?

ГЕНДЕЛЬ. Меня зовут Георг Фридрих.

БАХ (запинаясь). А меня –Иоганн Себастьян.

ГЕНДЕЛЬ (вставая). Кого вечность осудила к вражде, тот хотя бы в этом мире должен дружить. Ваше здоровье, Иоганн Себастьян.

БАХ (стесняясь). Ваше, господин Гендель.

ГЕНДЕЛЬ. Георг Фридрих.

БАХ. Мне бы тоже глоток (останавливается, потом продолжает решительно), Георг Фридрих.

ГЕНДЕЛЬ (на мгновение запинается, потом торопливо). Конечно, разумеется, сейчас, господин Бах.

БАХ (с достоинством). Иоганн Себастьян.

ГЕНДЕЛЬ. Именно это я и хотел сказать (подходит к столу с напитками).

БАХ (облизывая губы). Настоящее шампанское.

ГЕНДЕЛЬ (наливая два стакана). Это замечание про самую лучшую музыку я уже слышал.  Только давно: так говорили про меня и Бонончини.

БАХ. Великий композитор.

ГЕНДЕЛЬ. Средний. Но наша дуэль, и правда, была великолепна.

БАХ. Вы....

ГЕНДЕЛЬ (напоминая). Иоганн Себастьян.

БАХ. Ты снова дрался на дуэли?

ГЕНДЕЛЬ. С Бонончини? Да, но оружием были наши оперы. Он писал одну, и я одну, потом опять он, потом опять я, и так это продолжалось сезон за сезоном. На моих операх присутствовали его друзья, чтобы освистывать их, а на его приходили мои враги, чтобы выражать ему своё восхищение. Но всё было очень весело. Театр всегда переполнен. И полный сбор. Им восхищались, мной восхищались (резко обрывает речь).

БАХ (испуганно). Что с тобой?

ГЕНДЕЛЬ (медленно). Мной восхищаются. Тобой восхищаются.

БАХ (печально). Мной - нет.

ГЕНДЕЛЬ. А мной - всё реже. Но если бы мы с тобой решились на дуэль, ...

БАХ. Георг Фридрих, ....

ГЕНДЕЛЬ. ...как тогда я и Матиссон. Представляешь, тогда весь город собрался на его занудную «Клеопатру».

БАХ (с опаской). Я не хочу никакой дуэли.

ГЕНДЕЛЬ. С нашими операми в качестве оружия.

БАХ. Я не пишу опер.

ГЕНДЕЛЬ. Этому можно научиться. Очень даже просто. Любовь – в мажоре, смерть – в  миноре. А в финале обязательно хор.

БАХ. В Лейпциге нет оперного театра.

ГЕНДЕЛЬ. В Лейпциге? Твои оперы будут ставить в Лондоне, в Париже, в Венеции. И каждый раз – сразу после моей оперы. А между ними оратория, это успокаивает.

БАХ (посмеиваясь). Право, не знаю.

ГЕНДЕЛЬ. Давай, сразимся на дуэли. Пока ещё  это нам выгодно. И вечность тут не при чём.

БАХ. Ну, если ты так считаешь....

ГЕНДЕЛЬ. Искусство - борьба. Жизнь - дуэль. Давай, поборемся. Нашим общим оружием. Для начала исполним «Страсти по Матфею»...

БАХ (с восхищением). В Лондоне.

ГЕНДЕЛЬ (в раздумье). В сюжете, правда, много христианских мотивов. Так что евреи, пожалуй, не придут. А нравоучения не понравятся дамам (пожимает плечами). Ну, да ладно, ничего, справимся и без них. Вставлю туда «Гимн королю».

БАХ. А я здесь исполню «Мессию».

ГЕНДЕЛЬ. В церкви Святого Фомы?

БАХ. Или в Галле.

ГЕНДЕЛЬ (тихо, с тоской). У меня на родине.

БАХ (в раздумье). Конечно, музыка скорее светского характера, к тому же напоминает оперу.

ГЕНДЕЛЬ (протягивая ему стакан). Твой стакан, Иоганн Себастьян.

БАХ (принимая стакан, с уверенностью). Спасибо, Георг Фридрих.

(Пьют на брудершафт, потом торжественно приветствуют друг друга со стаканами в руках. Выходят на авансцену: один - в левый угол, другой - в правый. Затемнение. Лучи прожектора направлены на каждого из них. Говорят, обращаясь в зал).

ГЕНДЕЛЬ. Как жаль, что наша встреча так и не состоялась, Иоганн Себастьян.

БАХ. Она была невозможна, Георг Фридрих.

ГЕНДЕЛЬ. Наш звездный час...

БАХ. Он не состоялся.

ГЕНДЕЛЬ (со вздохом). Жаль все-таки.

БАХ. Такая досада...

ГЕНДЕЛЬ. Что здесь не играют «Мессию».

БАХ. А в Лондоне - «Страсти по Матфею».

ГЕНДЕЛЬ (тоном, в котором звучат нотки сладострастия). Самое похотливое  театральное представление, какое я знаю.

БАХ. После первого же «Аллилуйя» ты был бы объявлен святым.

ГЕНДЕЛЬ. Евангелистом.

БАХ. Шестым.

ГЕНДЕЛЬ (громко запевая). «Аллилуйя! (окрыленный, уходит в темноту. Вступает хор «Аллилуйя» из «Мессии»).

БАХ (поднимая руки, со вздохом). Опять слишком громко (хор набирает силу).

ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ.