— И при этом сущий дьяволенок.

— Исабелита? Нет. Она была не такая. Это другая ее подначивала.

— Какая другая?

— Мерседес.

— Мерседес Суграньес?

— Да нет. Ее звали Мерседес Негрер. Они были неразлейвода. И такие при этом разные! Есть у вас минутка? Я покажу фотографии.

— У вас есть фотографии девочек?!

— Конечно: в журналах.

Он подошел к тумбочке и взял все журналы.

— Вот, поищите номер за апрель семьдесят первого года. Глаза у меня уже не те, что раньше.

Я нашел номер, о котором он говорил, и начал листать его, пока не дошел до раздела „Цветы нашего сада“. Здесь были большие, на полстраницы, фотографии всех классов. Девочки стояли ровными рядами —. каждый последующий выше предыдущего — на ступенях, ведущих в часовню.

— Поищите пятый класс. Нашли? Разрешите-ка.

Он поднес журнал очень близко к лицу. Я даже испугался, что он выдавит себе глаз. Когда он снова протянул журнал мне, на странице остались ниточки слюны.

— Вот она, Исабелита. Блондинка в последнем ряду. А рядом Мерседес Негрер. Слева. Слева на фотографии. А не слева от вас. Нашли обеих?

Не знаю почему, но коллективная фотография пятого класса вызвала у меня легкое чувство грусти. Я вспомнил фото Ильзы с ее рельефными формами, гуляющей по нашим вырезанным из картона пляжам, выставляя напоказ свое очарование и бормоча банальности о наших на самом-то деле вялых и занудных мужчинах.

— Да. Действительно прелестная девочка. Я вижу, у вас хороший вкус, — сказал я, возвращая журнал (черты Исабелиты Перапланы я постарался сохранить в памяти), и добавил с деланой наивностью: — А почему вы показали мне фотографию пятого класса? Я сам не учился, но мне кажется, в те времена бакалавриат заканчивался не в пятом классе, а в шестом.

— Вы совершенно правы. Но Исабелита не закончила бакалавриат.

— Почему? Она ведь была прилежная ученица.

— Прилежная, и даже очень. Я, по правде сказать, точно и не знаю, что там произошло. Я ушел из школы в том самом году, я вам уже говорил, и с тех пор о девочках ничего не слышал. Какое-то время я надеялся, что хотя бы одна придет меня навестить, но ждал напрасно — никто так и не пришел.

— А откуда же вы тогда знаете, что Исабелита оставила школу?

— Потому что ее нет на фотографии, сделанной через год. Я получил эту фотографию, потому что монахини подарили мне годовую подписку на журнал.

— Позвольте мне самому в этом убедиться?

— Будьте так любезны.

Я отыскал апрельский номер за семьдесят второй год и в нем фотографию шестого класса. Исабелиты на фотографии не было — но это я уже знал: настоятельница рассказывала об этом в психушке. Меня интересовало другое, и мое предположение подтвердилось — фото Мерседес Негрер тоже отсутствовало. Понемногу из кусочков мозаики начала складываться картина, хотя и не совсем еще ясная. Я вернул журналы на место и встал, чтобы попрощаться с гостеприимным садовником, который мне очень помог.

— Всегда к вашим услугам, — сказал он. — Позвольте задать вам всего один вопрос.

— Слушаю вас.

— Зачем вы приходили?

— Мне кажется, в школе освободилось место садовника. И я подумал, что эта новость могла бы вас заинтересовать, если вы чувствуете в себе силы для подобной работы. Если это так, зайдите к настоятельнице через пару дней. Только не говорите, что вы от меня: у нашего профсоюза с монастырем есть разногласия.

— При Франко жилось лучше, — вздохнул старый садовник.

— И не говорите.

Адрес семейства Пераплана я нашел в телефонном справочнике (в нем обнаружилось всего два человека с такой фамилией, один из которых — специалист по удалению мозолей — никак не мог быть тем, кто меня интересовал).

Нужное мне здание оказалось единственным особняком на улице Королевы Кристины-Еухении. Остальные строения на этой улице были шикарными многоквартирными домами красного кирпича с огромными окнами и роскошными подъездами, на пороге каждого из которых красовалось по швейцару в яркой ливрее — у кого синей, у кого — красной, у кого — зеленой. Перед одним из этих великолепных подъездов собралась стайка горничных в передниках и наколках. К ним-то я и направился той развалистой, походкой, которая всегда производит сильное впечатление на слабый пол.

— Как дела, красавицы? — обратился я к ним с видом обольстителя.

Девушки в ответ захихикали, переглядываясь.

— Смотрите, кто к нам пришел! — прыснула одна из них. — Сандокан![13]

Я позволил им немножко позубоскалить на мой счет, а потом незаметно с силой ущипнул себя за самое чувствительное место, отчего лицо мое тут же исказилось страданием, а на глаза навернулись слезы. Служаночки, которые в глубине души все очень добры, сразу изменили свое отношение ко мне и с неподдельным сочувствием начали расспрашивать, что случилось.

— Я расскажу вам очень грустную историю. Зовут меня Торибио Суграньес, и мы с сеньором Перапланой, который живет здесь, вот в этом прекрасном особняке, вместе служили в армии. Он был прапорщиком, а я — трубачом. Однажды в лагере один из ослов взбеленился неизвестно с чего и чуть было со всей силы не лягнул Пераплану, но я встал между ними и спас сеньору Пераплане жизнь ценой одного из передних зубов. Видите? До сих пор дырка. Как нетрудно догадаться, Пераплана был мне очень благодарен и поклялся, что если у меня когда-нибудь в чем-нибудь возникнет нужда, я могу обратиться к нему и он придет мне на помощь. Прошло много лет, и я, как вы можете понять по этому рубищу, оказался в бедственном положении. Помня данное мне когда-то обещание, я явился сегодня утром в этот дом в надежде получить вознаграждение за давний поступок. И что? Вы думаете, меня ждал теплый прием? Куда там! Пинок в зад!

— А ты чего хотел, умник? — засмеялась одна из горничных.

— Ты что, с луны свалился? — подхватила вторая.

— Этот, наверное, верит даже тому, что детей в капусте находят! — съязвила третья.

— Не смейтесь! — взяла меня под защиту четвертая, самая жалостливая. На вид ей было лет шестнадцать, не больше, — просто вишенка в сахаре. — Все богачи — мерзавцы. Это мне мой жених сказал, а он из компартии.

— И правда, — поддержала ее пятая, чья короткая юбка приоткрывала весьма аппетитные округлости, — после того случая с ослом прошло много лет, за которые сеньор Пераплана наверняка изменился больше, чем ты, солдатик. Слушай, а ты уверен, что вы именно с ним вместе служили?

— Конечно, только меня забрали сразу, как пришел срок, а Пераплане дали все отсрочки, какие только можно. Этим и объясняется разница в возрасте, на которую ты намекаешь, красавица.