— Я тот, кого нет!

Это так сбивало с толку, что большинство людей, слышавших ответ, делали вид, что у них хватает ума понять значение этого образного высказывания.

О нем постоянно ходили зловещие слухи: он масон и хочет создать во Франции египетское масонство; он находится на содержании у тайных обществ, его мотивы более хитры, чем одурачивание глупого кардинала; он открыл философский камень и может превращать неблагородные металлы в золото и может создавать драгоценные камни. Повсеместно рассказывали историю об исцелениях, которые он совершал во время своих поездок. Он мог посмотреть на человека, страдающего хромотой, и заставить его пойти нормально. Однако он мог не обращать внимания на всех страждующих и оставлял за собой право излечивать тех, кто ему понравился.

Была и графиня де Калиостро — молодая женщина, обладающая очарованием и красотой, которые, как утверждали, «не от мира сего». Никто не знал, откуда она происходит, еще меньше было известно о происхождении ее мужа. Она была «ангелом во плоти, посланным смягчить этого Мужа Чудес». Калиостро оставался верным мужем, никогда не бросающим заинтересованного взгляда в сторону какой-либо другой женщины. Он интересовался только своим собственным учением.

Несмотря на беспорядочную жизнь, которую он вел, поведение кардинала было не лишено некоторого оттенка целомудрия: он был развратником, но романтическим; суеверный до крайности, он очень увлекался оккультными науками. Более того, он находил наслаждение в пышности, обожал роскошную одежду, а больше всего — прекрасные драгоценности. Калиостро же был тем волшебником, который мог, благодаря большим познаниям, создавать в плавильном тигеле сверкающие драгоценные камни. Подобное достижение не могло не заинтересовать кардинала, и весьма скоро он пригласил Калиостро в Саверн, где они стали большими друзьями.

Кардинал носил огромный драгоценный камень размером с яйцо, который, как он заявил, на его глазах Калиостро вынул из тигеля. Каким образом кардинал был одурачен и был ли он одурачен, покрыто тайной, но факт остается фактом, что Калиостро жил с большой пышностью вместе с графиней во дворце в Саверне и что кардинал почти никуда не отпускал его.

В частных апартаментах кардинала эти два человека начали говорить обо мне. Для кардинала я стала навязчивой идеей. Я упрямо отказывалась принять его при дворе; я помнила предупреждения моей матушки относительно его; я пыталась предотвратить занятие им должности аль-мосеньора; он знал, что он мне не нравится, и мечтал добиться моего расположения с отчаянием человека, которому хочется получить то, к чему он стремился всю жизнь, и который неожиданно узнал, что ему в этом отказано.

Постепенно в голову кардинала пришло нечто зловещее. Он хотел стать моим любовником. Мысль об этом полностью захватила его. Не говорил ли он обо мне с Калиостро? Не спрашивал ли он о шансах на успех в отношении меня? Если бы он поговорил со мной вместо этого чародея, то я бы могла сказать ему, что никогда, ни за что не посмотрю на него благосклонно, даже если бы я была женщиной, забывающей свои брачные узы.

Почему Калиостро позволил увлечь себя этим сумасшедшим планом? Знал ли он, что происходит? Правда ли, что он мог заставить людей поступать так, как ему хочется? И хотел ли он, чтобы меня впутали в этот ужасный скандал, поскольку его хозяева в некоторых тайных ложах мира жаждали увидеть конец монархии во Франции?

В то время казалось, что это лишь история доверчивого человека, женщины-интриганки и чародея. Но здесь была замешана и я — центральная фигура заговора, персонаж, которой фактически ни разу не появился на сцене во время всего действия, но без которого не разыгрался бы фарс.

Жанна де Ламот-Валуа быстренько стала любовницей кардинала, чего и следовало ожидать. Она также стала приятельницей Калиостро. Подозревала ли она, что он шарлатан? Знал ли он, что она затевает очередную интригу? Как бы то ни было, все это останется тайной стороной невероятной истории.

Жанна скоро узнает о навязчивой идее кардинала по отношению ко мне. Затем графиня найдет способ улучшить свое положение у кардинала; возможно, именно с этого все и началось.

Она установила дружеские отношения с приятелем своего мужа Рето де Вийетом, приятным мужчиной лет тридцати с голубыми глазами и свежим лицом, хотя волосы у него уже начали седеть. Он набил руку на писании стихов, подражая знаменитым актерам и актрисам, и мог писать различными почерками, в том числе и женским. Этот молодой человек стал любовником графини — возможно, она искренне обожала его, а возможно, в ее голове уже начал созревать заговор и она просто хотела привязать его к себе.

Жанна намекнула кардиналу, что я проявляю некоторые признаки благосклонности к ней. В этом не было ничего невозможного, поскольку мои дружеские чувства не раз становились источниками различных сплетен, и было известно, что женщины приятной внешности, такие, как принцесса де Ламбаль и Габриелла де Полиньяк, мне нравятся. Жанна была очень привлекательной, она также происходила из дома Валуа, поэтому нет ничего невозможного в том, что я могла обратить на нее внимание и приблизить к себе. Итак, на данном этапе заговора в нем не было ничего необычного.

Жанна, должно быть, радовалась своему успеху, так как кардинал дал ясно понять, что он верит ей, и поведал о своем страстном желании быть принятым мною.

Она намекнула, что может замолвить о нем словечко перед королевой. Но Жанна знала, что малозначащие обещания не удовлетворят его. Именно здесь мог помочь Рето де Вийет — ему нужно было написать записку легким женским почерком, и если бы он подписал подобные письма моим именем, то почему бы кардиналу не поверить, что они написаны мной? Они были адресованы моей дорогой подруге графине де Ламот-Валуа и содержали множество заверений в дружбе.

Как он мог поверить, что я писала подобные письма этой женщине? И все же, кажется, он поверил. Высказывались предположения, что Калиостро принимал участие в заговоре вместе с де Ламотами, чтобы ввести в заблуждение кардинала, и что этот колдун убедил его, будто письма написаны мной. Я назвала бы это нелепым, поскольку подо всеми была абсурдная подпись «Мария Антуанетта Французская». Если бы у кардинала было достаточно ума, он понял бы сразу только по этому факту, что письма фальшивые.

Я видела некоторые из этих писем, которые, как утверждали, написаны моей рукой, и содрогнулась при взгляде на них. Даже сейчас, зная большинство фактов, я все еще чувствую себя озадаченной.

Жанна убедила кардинала, что если бы он смог что-то написать в оправдание своих не праведных проступков за последние годы, то я рассмотрела бы это послание и, возможно, простила бы его.

Он с радостью ухватился за эту идею и немедленно подготовил пространную апологию, на которую потратил несколько дней, переписывая и исправляя ее, а когда она была закончена, графиня взяла бумагу, обещая, что вручит ее мне при первой же возможности.

Спустя несколько дней Рето де Вийет написал письмо на бумаге с золотым обрезом, украшенной в углу геральдической лилией.