***

Администратор с дежурной улыбкой проводит меня в нужный зал, стоит лишь назвать фамилию именинницы. Гостей целая толпа. Кто за столом сидит, кто в проходе беседы какие-то точит, кто уже «подснятый» и свободный танцпол рвет.

Методично, словно на боевой разведке, прочесываю взглядом помещение, пока не нахожу Титову. Замираю, давая себе передохнуть.

Она не одна.

Мать вашу, она не одна.

В паре с Алиевым мнет площадку среди тех «подснятых». Он ее притискивает к себе и направляет. В процессе они еще и задушевную беседу ведут.

Чудно, вашу мать.

Я знаю, зачем она это делает. И с этим знанием вперед иду.

По дороге здороваюсь и обмениваюсь рукопожатиями с друзьями и знакомыми. То, что тормозят и отвлекают, даже хорошо. Пока добираюсь до цели, почти спокойно дышу.

Маруся с Алиевым заканчивают танцевать и направляются к столу. Преграждая путь, смотрю на нее лишь. Если взгляну на Алиева, могу размазать. Это мы раньше не раз проходили.

– Все?

Святоша моргает и на глазах свирепеет.

– Что «все»?

Забавно, учитывая то, что на людях она не любит показывать эмоций.

Знаю, что нервировать ее не следует. Назло ведь поступать станет. А мне это не нужно. Как бы сам не фонтанировал.

– Ставим точку?

– По-моему, ты вчера еще поставил.

– Друзья, значит? – сам предлагаю.

Несерьезно, конечно. Это тот самый обходной, чтобы максимально быстро обставить Марусю. Беспроигрышный вариант, мать вашу.

– Да, друзья.

– Отлично. Поговорить надо. Сейчас.

– Град, ты меня прости, конечно… – задвигает Алиев.

Первый взгляд на него полон агрессии. Пару секунд спустя провожу оцепление эмоций.

– Бог простит.

– Я хочу сказать, никому из нас не нужны проблемы…

– Чудак, это тебе проблемы не нужны, – ухмыляюсь презрительно. – Нам с Марусей – еще как. Так что, ауфидерзейн, майне кляйне[1], – чеканю по слогам. – Уноси ноги, бля.

– Ярик!

Возмущаясь, Маруся неосознанно ближе ко мне придвигается, оставляя своего Ланселота на периферии. Взглядом битву выиграть пытается. Только снизу вверх ведь. Я хоть и не дышу, молчать не собираюсь.

– Не работает, – чуть наклоняясь, сообщаю шепотом. – Не доросла, святоша.

– Ярик… – сама теряется и отчаянно краснеет, когда на губы ее взгляд опускаю.

Не собирался. Мне тоже столько примесей допускать нельзя. Не здесь. И не сейчас. Не хочу, чтобы разбросало.

– Поехали, – напираю. – Отпусти гонимого[2], знаешь же, что будет.

– Не могу! Это некрасиво, – тихо выдыхает, невольно давая понять, что это единственная причина.

Да, возможно, некрасиво. Объективно, так и есть. Только я ради Титовой стольких людей бросал. Всегда ее на первое место выдвигал. И если она сейчас не сделает то же… Сцепляю зубы, медленно вдыхаю, чтобы не разойтись на атакующую орду. В этот момент Марусю за плечи прихватывает Бусманова.

– Хех, ничего страшного! Все и так знают, что между вами амуры, м-м-м… – никогда понять нельзя, то ли она вгашенная, то ли по жизни такая.

– Прекрати, – шикнув на подружку, Машка вновь на меня смотрит. Качает головой. Расстроена сильнее, чем должна бы... – Уходи, Ярик, – разрывает воздух. – Пожалуйста, не нужно проблем…

Больше ее не слушаю. Разворачиваюсь и направляюсь к выходу из зала. Чувствую себя так, словно круто накидался. Стробоскоп слепит. Лица сливаются в одно. Изображение зажевывает. Музыка с эхом расходится.

Потом внутренний вакуум. Тишина. Только сердце, как дурное, на разрыв стучит.

Пройдет…

Нет, не пройдет.

[1] До свидания, моя малышка.

[2] Гонимый – плохо соображающий человек.

Мария

Что я делаю?

Ярик уходит, а меня накрывает ощущение ужасающего дежавю. Как тогда… Три года назад.

Нет… Нет… Нет!

Как бы я ни злилась и ни страдала, понимаю, что не могу его еще раз отпустить. Он предложил снова дружить… Что, если попробовать? Рядом быть… Разговаривать, проводить вместе время, делиться самым важным… То, что он был с Овсянниковой, причиняет адскую муку, но не мешает нам дружить. Хотя бы так быть вместе… Я не могу еще раз его потерять. Не могу!

Решительно поворачиваюсь к своему спутнику.

– Амир, – пауза, как делает папа, когда хочет собрать все внимание собеседника. Обижать его не желаю. Сегодня у меня получилось сделать шаг навстречу кому-то, кроме Градского. Учитывая, что Яр был единственным, Алиев – первый уникальный чужой. – Прости, но я должна идти. Ярик – близкий человек для меня, и сейчас я нужна ему. Прости, хорошо? Созвонимся, ок? Я позвоню! Завтра!

Ответа не дожидаюсь. Даже на поиски сумочки и жакета время не трачу. Стремительно несясь на выход, молюсь, чтобы Яр не успел уехать. Парковку практически бегом пересекаю и окликаю его уже около машины.

Оборачивается. Смотрит сердито и жестко. А я… Замираю перед ним, не в силах и слова вымолвить.

Мысли одна другой противоречат. Сама не знаю, чего хочу и на что рассчитываю. Веду с собой войну, но быть вдалеке от Градского не могу. Боюсь сделать ему больно, даже учитывая то, что он буквально вчера нанес мне смертельную рану.

– Как ты мог меня там оставить?

Долго не отвечает, заставляя меня безумно паниковать. Если он не поддержит сейчас, значит, все действительно будет утеряно. Наша связь и умение читать друг друга между такими вот фразами бесповоротно уйдет в историю.

Пожалуйста, впусти меня…

Яр запрокидывает голову и шумно переводит дыхание. Когда вновь смотрит на меня, глаза все еще горят, но это не злость уже. Какое-то опасное и манящее мерцание, на которое я несусь, словно мотылек к огню.

Забери меня… Впусти…

– Ты просила, чтобы я ушел!

– Но хотела совсем другого, – выдыхаю со всей откровенностью.

Хочу бесконечно глядеть на него. Хочу иметь возможность снова прикасаться. Заново исследовать каждую черточку.

Трогать его, трогать… Смотреть.

– Я должен понимать это?

– Раньше понимал.

Вновь паузу выдерживает. Только зрительный контакт неразрывный.

Никогда не отпускай меня…

Позвоночник горячими иголками прошивает, а плечи обсыпает колючими мурашками. Такая неудержимая зависимость, взгляд от него никак отвести не могу.