Проснулся я оттого, что шасси у меня обледенели и страшно замерзли. Ой, нет! Это же мои лапы! Они покрылись льдом, и я их совсем не чувствовал. Ого! Во сне я поднялся выше облаков, как самый настоящий большой самолет. Даже дышать трудно стало. Потом облака рассеялись, и я немного снизился.

Внизу тянулась бесконечная желтая пустыня. Ни дороги, ни домика, ни деревца… Вдруг я увидел корабль среди песков. Большой, черный и ржавый. Так вот они какие, корабли пустыни! А я думал, это верблюдов так называют. А потом увидел темную полоску, как полоса прибоя. За ней другую, третью, четвертую… Аральское море!

Ведь вы же знаете, от Аральского моря осталось только одно название. На самом деле это море высохло много лет назад. Каждый год высыхало по чуть-чуть, и на кромке прибоя оставались засохшие водоросли. Вот такой получился узор на песке.

Вот так так! Сколько же я проспал? Солнце еще не село. Часов семь прошло, не больше. А ведь я рассчитывал лететь несколько дней. И ночей тоже. С какой же я скоростью тогда летел? И тут я догадался! Во сне и скорость у меня была как у самого настоящего большого самолета. Ну, здорово! Теперь мне любые расстояния не страшны!

Я повернул левее и полетел над краем несуществующего моря. А вот и река, я догадался, что это Сырдарья. Захотелось сыру. Я направился вдоль реки к городу Ленинску. От него до Байконура – совсем недалеко. Сяду и перекушу уже на месте. Только бы не столкнуться с какими-нибудь космическими кораблями, которые там взлетают.

Никакие космические корабли в небе над Байконуром не взлетали. Сел я за колючей проволокой возле каких-то кирпичных домов. Ну вот, можно отдохнуть, перекусить и собраться с мыслями. Я поел сыра пополам с песком, запил водой из бутылочки. Ветер прокатил перед носом пучок сухой травы и погнал его по бетонной дорожке. Куда теперь?

Ох и громадный этот Байконур! И пусто – ни единого человека или хотя бы порядочной собаки. Где-то далеко-далеко дома, большущие ангары, какие-то высокие строения из железа, ажурные вышки… И дороги, дорожки, даже железнодорожные рельсы. Куда они ведут, совершенно непонятно. Ни таблички, ни указателя. А, вон какие-то плиты с буквами. Я побежал со всех ног туда. «Центр 12 Ц, Комплекс 82». Хм… Понимай как хочешь…

Вот в фантастических фильмах, которые я видел по телевизору, космодромы совсем другие. Чисто, светло, везде стекло и пластик, инопланетяне всякие туда-сюда прохаживаются.

«Внимание, пассажиры, отлетающие к Альфе Центавра, посадка на ваш рейс начинается в третьем секторе!»

А тут только ветер свистит. И провода на телеграфных столбах гудят.

Очень быстро наступили сумерки, а потом совсем стемнело. Я нашел сваленные в кучу ящики, забрался под них и заснул. Утро вечера мудренее.

И приснился мне космодром «Байконур». Моя ракета готова к старту. Я иду по ковровой дорожке, вокруг толпы людей, фотокорреспонденты, телеоператоры с камерами. Играет торжественная музыка. Мне под ноги бросают цветы. Краем глаза я вижу, как Соседка Марковна целует розовый куст, вырванный из земли с корнями, и бросает его передо мной.

И вдруг я замечаю, что у меня развязался шнурок на ботинке левой задней лапы. У самых ступенек, где стоит невысокий лысый человек, я спотыкаюсь и падаю. Пытаюсь лежа отдать ему лапой честь, а он наклоняется, поднимает меня на руки и говорит:

– А вот и наш герой, Пушок. Героический сын героических родителей.

Откуда-то я знаю этого человека. И помню, как держал он меня на руках. Когда-то очень-очень давно… Я вильнул ему хвостом. И вдруг понял, что виляю хвостом полосатому диску Юпитера, который лежит на тарелке. Он сладкий и холодный, как мороженое или слоеное желе. Я его полизал и проснулся.

Было утро, солнце только поднималось из-за горизонта. От домов и высоких ажурных башен на земле лежали длинные тени. Ух, как холодно! Я побежал к постройкам – не сидеть же без дела? И согреюсь заодно.

Весь день я носился по космодрому. Возле некоторых домов ходили люди и ездили машины. Меня все время прогоняли прочь. Бегал я и вокруг брошенных зданий. Тоже безрезультатно. Нашел громадный ангар с проваленной крышей. Там внутри лежала куча обломков почти до потолка, и ничего нельзя было разглядеть. К вечеру я очень устал и заблудился.

Я трусил по дорожке, совершенно не понимая, куда и зачем бегу.

И вдруг раздался сиплый голос:

– Куда летишь, лопушок?

От неожиданности я споткнулся и покатился кубарем. Вскочил, тряся головой, и увидел рядом с собой громадную старую собаку. Пес был светло-коричневый, голова большущая с прижатыми ушами и белым треугольником на широком лбу. А глаза совсем не злые, хоть и смотрят исподлобья.

– Кайсын, – сказал он.

– Чей сын? – не понял я.

– Снежной Королевы, – рявкнул пес и хрипло засмеялся. – Зовут меня так – Кайсын. А ты кто, лопушок?

– Пушок, – пролепетал я и смутился.

Пес снова захохотал. Даже сел на задние лапы, а передними затопал по мерзлой земле.

– Пух, – поправился я, – меня зовут Пух.

– Что же ты тут делаешь, Пух?

– Я корабль ищу, космический…

Ну, это просто невозможно! Что он все смеется надо мной?

– А как ты тут оказался, космонавт? – спросил Кайсын отсмеявшись.

– Прилетел.

– Прилетел? А хозяин твой где?

– Дома…

– Ну да! Кто же тебя в самолет пустил одного? – удивился пес.

– А я без самолета прилетел, – ответил я.

Кайсын опять захохотал и закашлялся:

– Ладно, врунишка, пойдем ко мне, у тебя уже от холода уши посинели.

И я потрусил за ним через степь, поросшую колючей желтой травой и продуваемую ветром. Потом по дороге мимо серых каменных зданий. Там возле шлагбаума стоял домик, как будка гаишника на перекрестке.

– Проходи, – пригласил Кайсын. – Раньше мы вместе с хозяином моим, сторожем, тут жили. Теперь сторожить нечего, но куда мне деваться, старому туркменскому алабаю? Я и остался. А вдруг враг на объект проберется? Вот ты пробрался. Хе-хе-хе…