Мы подлетели к «Бурану» и опустились на землю. Зрелище было грандиозное. Громадный корабль лежал в барханах на животе, раскинув крылья. Пузо и нос у него были черные – все в квадратных термоизоляционных плитках. Хвост терялся где-то далеко вверху. Выпущенные шасси до половины занесло песком. Слева на морде угадывался круглый входной люк. Но чтобы забраться в него, понадобилось бы десяток «кайсынов» поставить друг на друга, не говоря уже о «пушках». Я даже подумал: «Ой-ой-ой! Во что же это мы вляпались! Ни за что в жизни нам с этим «Бураном» не справиться!» Но виду не подал. Хотя, когда глянул на Кайсына, понял, что он подумал то же самое. Выглядел он неважно, но поднялся на дрожащих лапах и сказал:

– Ты подожди, я сейчас корабль обойду – в тени должна лечебная мандрагора расти. Вдруг повезет.

Вернулся он совсем задыхающийся, но громко и довольно чавкал какими-то серо-желтыми корешками.

– Все. Теперь я буду спать до утра, а может, до завтрашнего вечера. Ты не переживай, уже все будет в порядке, – и свалился на бок в тени огромного колеса.

Я тоже прилег рядом с его горячим животом. Заснуть не получалось. Я все думал – мы такой трудный путь прошли, а ведь это только начало! Впереди дорога на Юпитер! Космос намного больше этой пустыни…

Я встал и обошел корабль вокруг. Подлетел к входному люку на носу. Решил, что я смогу подняться к нему вместе с Кайсыном на спине. Только знать бы еще, как этот люк открывается.

Утром Кайсын посмотрел на меня внимательно и сказал:

– А ты молодец, малыш.

– Ну, – застеснялся я, – я неплохо умею летать.

– Да нет, я не об этом. Кто-то умеет летать, кто-то нет, это как кому повезет. Но ты меня не оставил там, в саксаулах… И не испугался.

– Еще как испугался, – сказал я.

– А я-то как испугался! – сказал Кайсын и засмеялся хриплым басом, как обычно.

– А ты как? – спросил я.

– Порядок, – ответил алабай, – жить буду. Пить только страшно хочется, у тебя в бутылочке уже ничего не осталось?

Воду мы выпили всю.

– Давай тогда забираться на «Буран», там запасов продовольствия должно хватить на пару лет автономного полета, – подбодрил меня Кайсын.

Мы взлетели и через три минуты были внутри корабля. Кайсын сам открыл люки, оказалось, их было два, один за другим. Просто повернул рычаг, который торчал сбоку.

Пол в носовом отсеке был смешной – как металлическая решетка. У меня лапы проваливались в дырки. А у Кайсына – нет. Конечно, у него одна лапа размером почти с мою голову. Ну, поменьше. Это я слегка преувеличил. Мы обошли весь первый этаж; цокая по полу когтями, нашли и еду, и питье, и даже аптечку. Кайсын согласился, чтоб я замазал ему рану на морде зеленкой и залепил пластырем, хоть и говорил, что это ему совсем ни к чему. «Заживет, – сказал, – как на собаке…»

Потом мы вскарабкались по железной лесенке наверх. Там было интересней. Шесть окошек полукругом, за которыми виднелось только сияющее небо без единого облачка, какие-то непонятные и совершенно ненужные экраны, индикаторы со стрелочками, клавиатуры, как у компьютера, кнопки и рычаги. И четыре неудобных кресла для космонавтов. Ну, для космонавтов, может быть, они были удобные, но не для нас с Кайсыном.

– Какой же я осел! – вдруг стукнул себя по голове лапой Кайсын. – Корабль здесь, а ракета-носитель на Байконуре!

– Ну и что? – не понял я.

– Как же мы полетим? «Буран» не умеет взлетать сам! Его на орбиту должна вывести ракета!

– Это что, с первой космической скоростью, что ли? – спросил я важно, радуясь, что я тоже в этом разбираюсь.

– Ага, – ответил Кайсын, даже не заметив, какой я умный.

– Садись и пристегнись, – скомандовал я.

Потом залез в кресло пилота, хорошенько затянулся желтыми эластичными ремнями.

– Ну представь, что за спиной у тебя привязана просто очень-очень-очень большая собака, – громко сказал я сам себе. – Поехали!

И мы полетели! Сначала я ничего не понял, только почувствовал, как меня вжимает в кресло. Все сильнее и сильнее. Я даже испугался и захотел остановиться. Но потом представил, как мы грохнемся вниз вместе с кораблем, и не стал останавливаться. Зажмурился и думал только о том, что я – ракета, которая отрывается от Земли. Кайсын что-то пробурчал рядом, но я не отвлекался.

И тут стало легко. Я открыл глаза. Было светло и тихо. За окошками виднелись звезды, а над головой висел, растопырив все четыре лапы, Кайсын. Он пытался ухватиться зубами за что-нибудь, чтобы вернуться в кресло. Ух ты! Это невесомость. В невесомости все предметы и собаки летают в воздухе и не падают. Значит, мы уже на орбите! Кайсын кое-как добрался до кресла и затянул ремни.

– Ты крепко держишься? – спросил я. – Теперь нужно сориентироваться на Юпитер и сорваться с орбиты.

Я не спеша (вместе с кораблем) развернулся, пока не увидел прямо перед носом знакомое созвездие Льва с ярким Юпитером под лапками.

– Ну, еще немножко разгонимся!

Опять голова, лапы и хвост стали тяжелыми-претяжелыми. Я представил себе, как белый игрушечный самолетик с двумя крошечными собачками в маленьких креслицах в кабине экипажа улетает от Земли. Все дальше и дальше, все быстрее и быстрее… Я как будто увидел все это со стороны. Даже как-то не по себе стало. И мурашки побежали по спине до самого хвоста.

Когда я решил, что мы разогнались достаточно сильно, я перестал «тащить на себе корабль». Теперь он летел сам, как пишут в книжках, по инерции. Вот если бросить мячик, он пролетит немного и на землю упадет. Потому что его к себе притягивает Земля и воздух мешает лететь, тормозит. А в космосе воздуха нет, одна пустота, которая называется «вакуум». И до Земли уже далеко. Если ничто не помешает, мы так и долетим до самого Юпитера. Конечно, нужно только все время следить, чтобы он был строго по курсу, перед носом.

От перегрузок захотелось спать. Кайсын тоже зевал во всю пасть. Выбираться из кресел мы не стали, пока не освоились с невесомостью. Я свернулся на сиденье клубочком. А Кайсыну пришлось свесить задние лапы почти до пола. В иллюминаторы светили звезды. Оказывается, из космоса они выглядят совсем не так, как с Земли. Звезды, как круглые разноцветные глаза, смотрели строго и не мигали. «Малый Пес» – это я, – подумалось мне, – а «Большой Пес» – это Кайсын».