Первые два дня мы болтались по командному отсеку, как мухи в банке, пытаясь справиться с невесомостью. Я уже имел небольшой опыт, умел поворачивать и опускаться-подниматься. И еще я легкий. А вот Кайсыну тяжко пришлось, он постоянно набивал себе на лбу шишки и разбивал лапы о приборную доску. Я очень боялся, что он нечаянно нажмет на пульте управления какую-нибудь не ту кнопку. Или ту. Но нам-то было все равно, мы даже не представляли, что эти все кнопки обозначают и для чего они нужны.

Когда яркий шарик Юпитера сдвигался в сторону в окошке, я забирался в кресло, пристегивался и немного поворачивал корабль, чтобы Юпитер был точно по курсу. Вот и все. И никаких кнопок.

А еда для космонавтов мне не понравилась. Ужасно невкусная эта человеческая космическая еда. Какие-то противные супы и каши… Овощные салаты… Как можно такое есть? Тем более в космическом корабле, то есть в экстремальных условиях. То есть, когда выполняешь очень тяжелую работу или очень нервничаешь. Когда я нахожусь в экстремальных условиях – больше всего мне нужна хорошая мозговая косточка. Только чтоб не слишком большая. А в еде для космонавтов косточки не попадались нам ни разу! Мне понравились только тюбики с шоколадом. А Кайсын хрустел всем подряд, даже не замечая, что он ест. Действительно, алабаи очень неприхотливы в еде.

Однажды Кайсын спросил:

– Слушай, а тебе не кажется, что мы стоим на месте? Вернее, висим?

Этот вопрос мучил меня давно, я только боялся признаться. Мне тоже казалось, что наш корабль никуда не летит, а просто висит, как воздушный шарик, среди неподвижных звезд.

– Может, надо лететь побыстрее, а? – предложил Кайсын.

Я не возражал. Усевшись в кресло, немного разогнался. Фу, какая неприятная штука – эта перегрузка. Такое ощущение, будто я размазался по креслу. И даже представил, что я стал плоский-плоский, как переводная картинка. И остался навсегда картинкой белой собачки на спинке пилотского кресла! Без сомнения, у меня слишком богатое воображение. Даже чересчур.

Потом я посмотрел в иллюминаторы. Вроде бы рисунок созвездий немного изменился. Или мне так показалось? И вроде бы Юпитер стал немножечко больше и ярче. Или это тоже только показалось? Я оглянулся на Кайсына. По озадаченному выражению его морды я понял: моего друга мучают те же сомнения.

Несколько раз в тот день я разгонялся. И наконец шарик Юпитера в окошке действительно стал увеличиваться. Вот как быстро мы, оказывается, летели!

К вечеру, а вечер мы угадывали по тому, как хотелось спать, Кайсын сказал:

– Хватит. А то мы в него врежемся.

Я тоже подумал, что хватит.

Мы сидели, лопали от нечего делать противную гречневую кашу с мясом в томатном соусе, как вдруг что-то громко бахнуло.

– Что это? – подскочил Кайсын.

За время полета мы привыкли к тишине. Никаких посторонних звуков на корабле не было. Тут опять бахнуло еще громче. Я кинулся к окнам и увидел большие камни. Они летели прямо на нас.

– Кто-то камнями бросается, – сказал я растерянно. – Что, в космос мальчишек-хулиганов запускают?

– Ого, какие большие эти мальчишки, – сказал Кайсын, вглядываясь в иллюминатор.

Да… На нас летел камень размером с дом. Он был весь в ямах и рытвинах. Сейчас ка-ак шарахнет! И мы полетим верх тормашками неизвестно куда. Если крыло не отвалится. Или хвост. Ой! А если стекло разобьется? Ведь в космосе воздуха нет, а у нас в корабле есть. В дырку весь воздух в космос вылетит. Чем же нам потом дышать?

Пока я боялся, громадный камень пролетел мимо. Фу-ух! Пронесло. И тут я вспомнил, как видел в звездном атласе нарисованное колечко из таких камешков между орбитами Марса и Юпитера. Называлось оно – «пояс астероидов». Вот так так! Мы попали в поток астероидов. Считается, что это обломки планеты, которая находилась когда-то на этом месте. Ей даже название придумали – Фаэтон.

– Кайсын! – заорал я. – Надо срочно забираться в скафандры! Если будет пробоина, мы пропали!

Мы понеслись в нижний отсек, где были скафандры. Один стоял в шкафчике, как толстый неуклюжий человек.

– Лезь первый, – сказал я. – Нам одного на двоих будет достаточно.

Кайсын открыл на спине скафандра дверцу, запрыгнул, повозился там немного и прогудел:

– Давай забирайся на меня, только не попади мне лапой в глаз.

Я умостился у Кайсына на голове и оказался как раз в шлеме с круглым стеклянным окошком там, где лицо.

– Мы теперь совсем как человек-космонавт, – сказал я. – Ты – туловище, а я – голова.

– Давай, голова, думай, что делать будем, – проворчал Кайсын.

– Надо в открытый космос выходить, от астероидов отбиваться, – решил я. – Только сначала нужно корабль притормозить, и чтоб он летел с той же скоростью и в том же направлении, что и астероиды. Тогда они с нами сталкиваться не будут. Как машины на трассе – все мчатся в одну сторону и никто друг другу не мешает. И потихонечку будем с трассы съезжать.

– С какой еще трассы? – сердито спросил Кайсын.

Я не ответил. Я боялся, что мы улетим куда-нибудь далеко, когда выберемся в космос. Но оказалось, никуда мы не улетели, а повисли рядышком с «Бураном», привязанные гибким шлангом. Кое-как добрались мы до носа корабля, и Кайсын уселся над иллюминаторами. Я быстренько затормозил и чуть повернул корабль. Это было гораздо проще, чем поднимать на себе Кайсына в воздух там, в пустыне. Веса «Бурана» в космосе я совсем не чувствовал.

Потом я лавировал между этими громадными камнями, понемногу сдвигаясь в сторону. Если встречался маленький камень, я говорил Кайсыну, с какой стороны он приближается, и алабай легонько отпихивал его лапой, одетой в перчатку. Наконец астероиды стали попадаться все реже и реже, а потом пропали. Ура, мы вырвались из потока! Потом мы немножко еще посидели на носу корабля, молча смотрели, как удаляются от нас летящие гигантские камни. Наконец Кайсын сказал:

– Что-то я устал. Пора возвращаться на корабль.

И мы вернулись.

Юпитер все увеличивался и увеличивался в окошке. Наконец он стал размером с тарелку. Совсем как в моем сне, который я видел на Байконуре. Но однажды, когда я исследовал, как открывается грузовой люк в брюхе корабля, примчался встревоженный Кайсын: