Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только тогда Глеб и увидел щекастого типа, который спешил к нему со стороны виноградников. Пистолета Глеб не заметил, но руку парень держал за спиной, как будто собирался вынуть ствол из-за пояса.
Глеб не растерялся. Он сгреб Лариона в охапку, прикрываясь им как щитом, скрылся за калиткой и тут же позвонил Яше.
Обидно! Развести такого зверя, как Хворост, и погореть на каком-то лохе с внешностью богатенького буратино.
Менты повязали Лариона, доставили в ГУВД, закрыли в камере, затем выдернули на допрос к тому самому майору Гроздьеву, о котором Ларион слышал уже не раз.
Тот и сам не прочь был с ним познакомиться. Под протокол.
— Имя? — спросил майор.
— А то ты не знаешь.
— Фамилия?
— Я законопослушный гражданин, и паспорт всегда при мне.
Гроздьев коварно усмехнулся, взял авторучку и заявил.
— Так и запишем — «Даун».
— Слышь, ты!.. — зашипел на него Ларион.
— С этой погремухой на этап и пойдешь.
— Кто ты такой, чтобы погоняла давать?
— Давай забьемся, что оно к тебе прилипнет?
Гроздьев смотрел на него весело, но при этом тяжело. А смотрелся он круто, это да. Черты лица такие же резкие и твердые, как выступы на скальной глыбе.
Ларион не выдержал, потупился. Мусора тоже бывают авторитетными. Если Гроздьев из таких, то он вполне может наклеить ярлык. Пойдет на принцип, и доказывай потом, что менты — козлы.
— А даун ты потому, что с Глебом Размоловым связался. Знаешь, кто он такой?
Разумеется, Ларион наводил справки. Но баскетболом он никогда не интересовался. Имя, для кого-то громкое, для него было пустым звуком. Ценность Размолова заключалась только в деньгах, часть из которых он извел на дом. Остальные этот тип должен был потратить на благотворительность, то есть на Лариона. Никто не смеет просто так покупать дом самого Крыша.
К тому же Вита должна была отстегнуть на благое дело, а вместо этого подло сбежала. Кто-то должен был ответить за нее.
— Глеб в детском доме воспитывался. А это, скажу тебе, суровая школа. Там учат отвечать ударом на удар.
Ларион едва не плюнул себе под ноги. Силища у этого Размолова просто исполинская. Ощущение в голове до сих пор такое, как будто она в баскетбольном кольце побывала, а потом на пол хряпнулась.
— А ты с него триста штук снять хотел.
— Я свое должен был получить.
— Не грузи груженого, — заявил Гроздьев.
— Свое!
— Расправой угрожал.
— Не было ничего такого!
— Не было? — Гроздьев пристально посмотрел в самую глубину его глаз, как будто за душу хотел зацепиться.
— Не было.
— И доказательств у нас нет?
— Нет.
— Сдаюсь! — Гроздьев поднял руки. — Тут мы перед тобой бессильны. А вот от Гаджиева ты не отвертишься.
— А что с Гаджиевым? — Ларион изобразил удивление и непонимание.
— Убили его.
— Кто?
— Ты.
— Вранье!
— Свидетели есть.
— Они видели, как я к Гаджиеву подходил?
— Где ты к нему подходил? Когда?
— Он в машину садился, я за ним. Дверь хотел закрыть, а я ее придержал. Здравствуй, мол, Ренат.
— Дверь придержал?
— В машину к нему я садиться не стал. Мы просто поговорили, нормально, мирно. Так что не надо на меня тут лес валить!
— Где ты с ним говорил?
— На улице. А убили его где?
— Это я и хочу от тебя узнать.
— Так я не в курсе.
— А ты вспомни.
— Запутать меня хочешь, начальник. Голову мне морочишь. Думаешь, если адвоката нет, то можно со мной по беспределу!.. Так не пойдет. Будет адвокат, начнется разговор.
— Так, давай с самого начала. Где ты был в районе девяти вечера четырнадцатого июня?
— Я же сказал, все вопросы только в присутствии адвоката.
— На тебе два трупа, Ларионов. Это пожизненное. А ты знаешь, какое там содержание. Лучше двадцатка строгого режима. Там ты как рыба в воде.
— И что ты предлагаешь? — Ларион внимательно посмотрел в глаза Гроздьеву.
— Только чистосердечное признание может дать тебе какой-то шанс.
— Зачем тебе чистосердечное признание? Других доказательств нет?
— Все есть.
— Да нет у тебя ничего, начальник! И быть не может! Не при делах я!
Гроздьев усмехнулся, давая понять, как сильно арестант заблуждается и как дорого ему это обойдется. Выглядел он довольно-таки убедительно, но Ларион в его блеф не верил.
Даже если вдруг у ментов что-то есть, то все равно держаться нужно до последнего. Терять ему и так нечего.
Даша вышла из пены морской. Купальник на ней был чисто символический. Глебу даже показалось, что к ее обнаженному телу прилипли узенькие черные водоросли. Выглядела она очень аппетитно, в глазах огонь, в улыбке страсть. Все это было адресовано Глебу, а не пустоте за его спиной.
— Ты мне снишься? — спросил он.
— Да, в эротическим сне, — подтвердила она.
— Здесь слишком ярко.
Ларион за решеткой, его подельник вроде как на свободе, но ему сейчас точно не до Глеба, шкуру бы свою спасти. Но на пляже лучше не задерживаться.
— И дядя мой может увидеть. — Она кивком показала на дом по соседству.
Глеб не был знаком с его обитателями, но кое-какие сведения о них имел. Хозяин этого дома занимался бизнесом, связанным с грузоперевозками. Звали его Михаилом. Больше Глеб ничего не знал.
— Твой дядя самых честных правил?
— Ему все равно, — сказала Даша, легонько, едва касаясь, провела рукой по его животу и направилась к дому.
Глеб открыл калитку, пропустил ее во двор. Там Даша глянула на стену, за которой скрывался ее дом, увидела только крышу и убедилась в своей безопасности. Она ловким, быстрым движением избавилась от лифчика, затем от мини в своем бикини и голышом нырнула в бассейн. Глеб за ней.
— А это правда, что ты знаменитый баскетболист? — спросила она, обвив его шею руками.
— Это тебе снится, — ответил он.
— А что снится тебе? — спросила она и закрыла глаза.
— Мяч.
Глеб устроил безумный дриблинг. Без бросков и передач. В нарушение всех баскетбольных правил. Нельзя владеть мячом больше двадцати четырех секунд без бросков, а он безумствовал минут десять, не меньше. Бросок был потом. От восторга Даша едва не захлебнулась, причем в самом прямом смысле этого слова. Глеб вытащил ее из воды, на руках вынес из бассейна, уложил в шезлонг.